– Госпожа Ингольф! – позвал меня голос комиссара от решетки.

– И снова добрый день, комиссар. Пришли составить мне компанию за обедом? – я подняла голову. – Каша сегодня особенно удалась. Потрясающая вкусовая гамма. Тонкий аромат дегтя и изумительные горько-соленые оттенки.

– Звучит заманчиво. Но я принес ваш заказ. Простите, креветок нет, и пунша тоже. Однако я нашел на рынке неплохие пироги, сыр и бутерброды с рыбой.

– У Соны пироги брали? – разъяренно поинтересовались из соседней камеры.

– Вы принесли мне еду с воли? С какой стати?!

– Я вас пожалел. Не обижайтесь на меня за это. Вы выглядели слишком бледной и несчастной, когда вас привели в камеру. Я боялся, что вы упадете в обморок. Вам нужно подкрепиться, а тюремная пища для этого ни черта не годится. Я заинтересован в том, чтобы свидетели и подследственные были в ясном уме и сносном настроении.

☘️

Я подошла к решетке. Комиссар терпеливо ждал; в руках он держал бумажный пакет, набитый кульками и свертками.

Он и правда принес мне еду. Странный поступок, и объяснения я ему не находила.

Пытливо посмотрела на Расмуса. Уж не издевается ли он?

Но он встретил мой взгляд спокойно и слегка улыбнулся – без издевки, но ободряюще.

А в воздухе разливался одуряющий аромат пирожков – горячих, маслянистых, прожареных до золотистой корочки.

В камере слева тягуче вздохнули. В камере справа ворчливо признали:

– Сона хоть и дрянь, но пирожки у нее вкусные. Я женщина честная, врать не буду.

Я сглотнула.

– Стиг! Дайте ключ, – комиссар требовательно взглянул на надзирателя. Тот подошел, суетливо отцепил ключ от связки и передал его Расмусу.

Расмус открыл дверь и вошел в камеру. Ему пришлось пригнуться и повернуться, чтобы не зацепиться головой о притолоку, а плечами за косяки.

– Я все же решил к вам присоединиться, госпожа Ингольф, – сообщил комиссар, усаживаясь на скамью. – Перекусим вместе. Тут хватит на всех.

Он откинул доску на шарнирах, которая заменяла стол, постелил на нее припасенную газету и стал выкладывать содержимое свертков. Расмус не пожалел денег – еды хватило бы накормить и пятерых.

Я стояла, не решаясь сесть, и мучительно ломала голову над причинами, которые двигали комиссаром.

«Клопы» ничего не делают просто так. Скорее всего, Расмус пытается втереться ко мне в доверие таким вот нехитрым способом. Угощает обедом в расчете, что я, исполненная благодарности, начну болтать и скажу что-то, что он сможет использовать против меня.

Нет, пожалуй, Расмус не столь наивен. Значит, тут что-то другое.

Но выгнать его из камеры я не могла, а мой желудок мучительно стонал в ответ на запахи, и потому я вздохнула, села на койку напротив и попросила:

– Комиссар, раз уж на вас нашел приступ необъяснимой щедрости, пожалуйста, поделитесь и с другими заключенными. Вас ведь мама учила в детстве, что лакомиться в одиночку нехорошо?

– Да, припоминаю, что-то такое моя матушка говорила. Хотя чаще она просто брала розги. Стиг!

– Господин комиссар?

– Это вам. А это передайте в две другие камеры.

Комиссар спокойно вручил ошеломленному надзирателю завернутые в бумагу пироги.

– Слушаюсь, – пробормотал окончательно растерявшийся Стиг.

– Премного благодарны за вашу доброту! Дай вам создатель здоровьица, господин комиссар! И аппетита хорошего! – обрадовались в камере слева.

– Вот это наш парень, – похвалили из камеры справа. – С понятием, не то, что бывший «клоп».

– Спасибо, комиссар, – сказала и я, пряча смущение. – Это добрый поступок. Но вы не обязаны подкармливать заключенных.

– Не обязан и впредь не буду. Сегодня исключение из правил. Что там вы еще заказывали, госпожа Ингольф? Ароматические свечи? Принес парочку обычных – в камере темновато.

Он выудил из кармана две свечи, пристроил их по углам и чиркнул спичкой. Стало светлее и уютнее.

– Давайте приступим, госпожа Ингольф. У меня с утра крошки во рту не было.

Расмус выбрал самый поджаристый пирожок и запустил в него зубы.

– Отлично, – похвалил он, прожевав. – А я уж думал, что нормальной еды в этом городе не сыскать.

– Нормальную еду готовят дома, комиссар, а не покупают в кухмистерских Бельмора, – ответила я с набитым ртом – ужасно невоспитанно получилось, но что поделать! – Хорошие продукты есть на рынке, как вы уже поняли, но цены там кусаются. Вы, должно быть, за этот пакет пол жалованья выложили.

– Нисколько не выложил. Когда разбирали драку между Соной и Гейлой, выяснилось, что наша пострадавшая торгует без лицензии. Пришлось изъять товар, а госпожу Сону оштрафоввать.

Я чуть не подавилась и мигом отложила надкусанный пирожок.

– Вы отобрали продукты у Соны?! Но...

– Да, знаю, нужно было их уничтожить и составить протокол. Но зачем переводить хорошую еду? – комиссар хладнокровно потянулся за следующим пирогом. Глянул на меня и нахмурился:

– Что? Вы неприятно поражены? Я человек разумный, госпожа Ингольф, и крайне бережливый. Ешьте и не терзайтесь.

Я пожала плечами и последовала его совету. Жалко Сону, конечно, но она сама виновата. А комиссар, как видно, может отмахнуться от предписанных процедур. Стало быть, и взятки брать будет со временем. Ничем он от старого комиссара не отличается.

Я задумчиво смотрела на Расмуса, а он смотрел на меня. Мы изучали друг друга, как два кота перед дракой.

Мне следовало размышлять о его характере, но я все пыталась найти ответ на вопрос: красавец Рейн Расмус или урод? И решила, что ни то и ни другое. Он интересный мужчина. У него привлекательное лицо, несмотря на несимметричность черт, острые скулы и узкие губы. Идеальная красота скучна, но изюминку ей придает легкий изъян – а изъянов во внешности комиссара предостаточно!

У него одна бровь выше другой. Седые пряди в темной шевелюре. И этот причудливый шрам!

У комиссара хороший взгляд. Глаза колючие, умные, холодные, но прыгают в них едва заметные насмешливые искорки – значит, он не лишен самоиронии, и с чувством юмора у него в порядке.

Но я плохой судья характеров. Легко станется, что сердце у него такое же ледяное, как его взгляд, а искры – лишь отблеск свечей.

– Комиссар, откуда у вас этот шрам? С ним связана какая-то интересная история? Это был нож опасного бандита? Нет, судя по форме, скорее вилка. Или на вас оставило след заклинание?

– А, все-таки спросили! Я гадал, что в вас победит: воспитанность или любопытство.

У меня вспыхнули щеки. Комиссар веселился, искры в глазах стали ярче.