И вот она снова начала гулять в сопровождении огромных чёрных собак, которые угрюмо бродили, опустив к полу свои остроконечные морды.

Клас и Клара почувствовали себя несчастными, им так хотелось угодить ей. Да и у Властителя был удручённый вид, но он, как всегда, ничего не сказал, только вздохнул.

Затем дети были большей частью предоставлены сами себе, и им не хватало Властительницы; особенно тосковала по ней Клара. И однажды она, забывшись, закричала: «Мама!» Она тотчас удивлённо смолкла, потому что не знала, ни откуда появилось это слово и едва ли — что оно означало. Властительницу им не разрешали называть мамой. Им никогда не разрешали что-либо говорить, если только к ним не обращались, и тогда им нужно было отвечать кратко. Они говорили: «Да, Властительница!» или «Нет, Властительница!»

Иногда Властитель шутил с ними, и тогда им разрешалось смеяться, хотя не слишком долго и не слишком громко, потому что воспитанным детям так делать не полагалось. Впрочем, ему они большей частью говорили: «Спасибо!»

В Доме были длинные галереи и громадные залы. В покоях легко было заблудиться. Повсюду стояла мёртвая тишина, слышалось лишь эхо собственных шагов. Тогда дети, пугаясь, убегали, и бежали, и бежали, пугаясь всё сильнее и сильнее, но ведь от собственных шагов не убежишь. Иногда наталкивались в залах на кого-то незнакомого. Тогда тоже пугались, хотя и знали, что сюда никто, кроме домочадцев, войти не мог.

Все постоянно ходили так тихо, чтобы у Властительницы не разболелась голова. Да и сами по своей воле учились ходить тихо, тогда и эхо слышалось не так громко.

В Доме было множество лестниц, покрытых мягкими коврами. Там вообще не слышны были ничьи шаги. Клас и Клара часто ходили туда. На лестницах ощущалась своего рода безопасность. Тебя не слышали, ты никому не мешал и никому не попадался под ноги. Они могли часами ходить там, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз. Тогда они играли, воображая, будто Дом — это гора.

Поскольку в городе ни одной живой души не было, не было и детей, с которыми Клас и Клара могли бы играть. И в Дом никогда никого не приглашали. Но Клас и Клара не нуждались и в сверстниках. Они ведь знали только друг друга.

Кроме того, в Доме не раз выпадало на их долю удивительное приключение.

В зеркальных залах им в одиночестве бывать не доводилось. Залы запирали, когда там не прогуливалась Властительница. Но всё равно в Доме было множество зеркал.

Поэтому Класу и Кларе случалось видеть, как в конце галереи движутся им навстречу двое детей. Вот когда они радовались! Они бросались бежать, и дети, идущие им навстречу, тоже бежали до тех пор, пока все они не сталкивались. А сталкивались они всегда перед зеркалом.

Там они останавливались и случалось чудо: прислонившись лбами к зеркалу, они оба — и Клас и Клара — сталкивались нос к носу с похожими на них маленькими детьми. Можно было заглянуть им в глаза, в которых всегда светилась надежда. Они подолгу стояли так, разглядывая друг друга, и вскоре Клас и Клара поняли, что единственные дети, которых они могут встретить в Доме, — это Зеркальные дети.

Вначале всякий раз встречаясь с ними, они меньше ощущали своё одиночество, словно его разделяли с ними недостижимые для них дети, хотя они никогда ничего не говорили.

Но однажды на лицах Зеркальных детей надежда исчезла, там остались лишь тревога и горе, и тогда Клас и Клара испугались.

У них самих было всё и им ведь было так хорошо теперь, что им было жаль Зеркальных детей. Они хотели сделать что-нибудь для них, взять на себя их горести. И они ощутили, что сделали это, сами не зная, как это произошло.

С тех пор они больше не хотели с ними встречаться, они избегали их, они хотели забыть их лица.

На лестницах никаких зеркал не было, там дети могли играть, воображая, будто Дом — это гора. Никакой вовсе не дом, а обычная гора. Там они всегда были одиноки. А если и несчастливы, то не ведали об этом.

Ибо в них жили неведомые горести Зеркальных детей, а не их собственные.

В доме было множество слуг, которые, чередуясь, обихаживали детей. Но прислуга часто менялась, никогда надолго не задерживаясь. Поэтому Клас и Клара никогда не успевали познакомиться с кем-нибудь из них. Они всегда были окружены чужими людьми. Новые лица постоянно заглядывали к ним по утрам, чужие голоса будили их, чужие руки одевали их, причёсывали, накрывали на стол и убирали посуду.

Никогда было заранее не узнать, какими будут эти лица, и голоса, и руки, будут ли они мягкими, дружественными и нежными. Или же шершавыми, жёсткими и опасными.

Вначале Клас и Клара обеспокоенно смотрели на каждую новую служанку, но со временем перестали обращать на них внимание. Они привыкли. Что толку тревожиться или радоваться, в следующий раз всё равно будет другая.

Одной из причин того, что слуги так часто менялись, была их удивительная способность бить посуду. Последнее время детям стало казаться, что они делают это нарочно. Повсюду валялись осколки разбитого стекла. Новое немедленно приобреталось, но с ним происходило то же самое. И невозможно было напасть на след того, кто безобразничал, потому что все как один отрицали свою вину и валили друг на друга. В Доме воцарились подозрительность и враждебность, все шпионили за всеми, но напасть на след преступника не удавалось. Как это происходило, оставалось загадкой. Неужели в этом и вправду был злой умысел?

Властитель и Властительница вначале не обращали на это внимания. Они покупали новую посуду и молчали. Но неведомые злодеи продолжали бить посуду, слуги ходили злые и мрачные, а по Дому целый день разносилась их ругань. Дольше это терпеть было нельзя.

Властитель тайно приказал своему старому верному кучеру постараться узнать, кто бьёт стекло в Доме.

Кучер был стар и необычайно серьёзен. По его застывшему лицу никогда нельзя было понять, о чём он думает. Способность кучера передвигаться быстро и бесшумно была пугающей. Казалось, ноги его, обутые в сапоги, не ступали по полу, а летели над ним. Походка его была стремительной и вкрадчивой. Он скользил по комнатам, словно заводная жестяная кукла на проволоке. И лицо у него было жёсткое и неподвижное.

Кучер был себе на уме. Он, похоже, знал, как уличить преступника. Первое, что он сделал, это — приобрёл собственный запас посуды. Он расставил бокалы по всему Дому и быстро узнал, где чаще всего бьётся стекло. Вот так кучер и выяснил, где чаще всего бывает злоумышленник. Теперь он расставил стекло повсюду в подозрительной части Дома и стал ждать. Он был похож на паука, который раскинул паутину и поджидает жертву. Двери беззвучно, как бы сами собой, открывались и закрывались. Серое неподвижное лицо кучера заглядывало в приоткрытую дверь и исчезало, чтобы вынырнуть из новой двери в другом покое.

Слуги смотрели ему вслед, качая головой:

— Начинает стареть, — говорили они друг другу.