И сейчас он вновь увидел отчаяние в ее глазах.

– Я хочу войти. – Это все, что он сказал.

– Нет, ты не войдешь. – Ее глаза горели огнем. – Разве не помнишь, что случилось, когда ты привез меня домой?

– Твой отец грозился взять винтовку и пристрелить меня…

– Вот именно.

– Я не был на твоем выпускном, а привез тебя восемь часов спустя, и понятно, почему он был расстроен. Но я уверен, что сейчас он уже забыл об этом. Ты так не думаешь?

– Позволь ему войти, – послышался из коридора голос Уизи.

– Ему нужно ехать. – Тру своими голубыми глазами буквально сверлила его. – Придется тебе свой напиток пить самой. Я подозреваю, что такое ему не понравится.

– Она ошибается, – возразил Харрисон, глядя на Тру в упор. – Понравится, и еще как.

Шаги Уизи приближались к ним.

– Если не выпьешь его сейчас же, все растает, и пить его придется мне.

– Почему твои родители не выходят? – спросил Харрисон Тру.

Она заморгала. Зрачки расширились, глаза потемнели.

– Они заняты.

– Не может быть, чтобы Мейбенки, даже если бы и были заняты, не вышли поздороваться с гостем или, напротив, прогнать чужака, – возразил он мягко. – Так что дай мне войти в дом. Это не самовольное вторжение – меня пригласила твоя сестра. Ну а если продолжишь упрямиться, устрою скандал и созову народ. Слышишь?

– Только через мой труп. – Тру прижалась спиной к двери, а Уизи подошла с другой стороны.

– Отойди, ведь растает же!..

Три собаки вились у ее ног, стуча лапами по деревянному полу.

И Харрисон сделал то, что должен был, – обхватил ладонями Тру за талию и устранил с пути! Руки ее мгновенно упали вниз, и она закричала:

– Нет!

В следующее мгновение он уже был в доме, и сразу в нос ему ударил такой знакомый запах: соленого бриза, свежевыглаженного белья и старого дерева. Потертые широкие половицы поскрипывали, когда он шел в заднюю часть дома.

– Где ваши родители? – спросил он Уизи.

– Папа в главной гостиной. – Уизи потянула коктейль через одну из двух воткнутых в пластиковый стакан соломинок. – Мама в саду.

Харрисон взглянул на напиток. Ах вот что это: молочный коктейль с клубникой. И тоже сделал глоток.

– М-м-м. Вкусно. Вы сами ее выращиваете?

– Ну ты даешь! – усмехнулась Уизи. – У нас полная морозилка.

– Прекрасно. – Он сделал несколько шагов к двери, ведущей в комнату с высокими потолками, и заглянул внутрь. Старый диван, покрытый золотисто-кремовым шелком с разбросанными в беспорядке подушками. Низкий стол красного дерева с ножками, отделанными медью, а на нем ваза из сине-белого фарфора с розовыми цветами. Потертый восточный ковер, потрепанный на углах. Старые репродукции с изображением сцен из жизни аристократии Юга: охота, скачки, танцы, чаепитие. Акварельные рисунки с пейзажами: рисовые поля юга, утопающие в золотых лучах заката.

Но мистера Мейбенка в гостиной не было: его кресло, обитое коричневой кожей, пустовало. Диван стоял на своем месте, а на стене все так же красовалось свидетельство об окончании школы Вудбери-форест, штат Виргиния.

Тру вошла в тот момент, когда Харрисон оглядывался вокруг, собираясь отправится в библиотеку. Ее лицо поражало своей бледностью. Грудь приподнималась при каждом вздохе.

– Не надо ходить туда, прошу тебя.

– Твоя сестра…

– …пьет твой молочный коктейль. – Она скрестила руки на груди, очень хорошо понимая, что он смотрит именно туда.

– Я уже попробовал, так что через минуту ты меня не увидишь. – Он обошел ее, миновал Уизи, которая потягивала коктейль в коридоре, и направился в библиотеку.

– Его там нет, – бросила Уизи ему вдогонку. – Он в главной гостиной.

– Нет, я там был… – сказал Харрисон, и ему почему-то стало не по себе.

Что-то здесь не так. Плохо. Очень плохо. Сначала он не обратил внимания на тишину, царившую в доме. Миссис Мейбенк постоянно была в движении, болтала с Адой, которая готовила, убирала и гладила для этой семьи не один десяток лет, а мистер Мейбенк обычно разговаривал по телефону, улаживая дела или договариваясь об игре в гольф со своими друзьями. Ады тоже нигде не было видно.

– Может, мистер Мейбенк вышел в сад? – Миссис и мистер Мейбенк и Ада любили поговорить о погоде, обсудить цены на газ. А может, помогают покупателям собирать помидоры? – Извините меня, леди.

Но почему и библиотека выглядит такой пустой? И где старый восточный ковер и кресло перед камином? И почему нет бумаг на столе мистера Мейбенка?

– Нет, он не вышел… – послышался из холла чистый голос Тру. – Он на камине. Внутри кубка за победу в парусной регате.

Харрисон замер в коридоре.

– А пепел моей мамы в саду, – едва слышно проговорила Тру, – под ее любимым розовым кустом.

– Что случилось? – Он в растерянности переводил взгляд с одной сестры на другую.

Уизи, глотнув клубничного коктейля, тихо сказала:

– Мамы и папы нет уже давно. Они погибли в автомобильной катастрофе на автостраде 17. Но ты приехал вовсе не на их похороны и не на похороны Хони тоже: она скончалась следом за ними от старости. За минуту до того как это случилось, она говорила, что во всем обвиняет конгресс.

– Она так и сказала? – Собственный голос резанул слух Харрисона.

Уизи кивнула.

– Да, якобы они довели ее до смерти. Она заставила нас вставить это в ее некролог. В результате мы получили письма от наших сенаторов и спикера парламента.

Сердце Харрисона едва стучало.

– Мне никто не сообщил…

– Ты не спрашивал, – отозвалась Тру.

Да, он не спрашивал. Не спрашивал? Да.

– Мне очень жаль…

Пусть он всегда недолюбливал Мейбенков, потому что они во всем ограничивали Тру, но то, что их нет… ужасно.

– А где Ада?

– Она здесь, в Бискейне, работает теперь у Ханаханов.

Но ведь Ада очень старая! Даже когда он уезжал, уже была старой. Почему же не живет на пенсию? Мейбенки не обеспечили ей необходимый пенсионный фонд? Он хотел спросить, но не стал, решив, что это не его дело. И видя лицо Тру, мог понять, чего ей стоил весь этот разговор.

– Мне так не хватает жареного цыпленка Ады и бисквитов Хони, – вздохнула Уизи. – И теперь мне приходится самой чистить серебро – Тру заставляет, – хотя мы больше им не пользуемся: она купила простую посуду в «Таргете».

– И еще мы пользуемся «Фрэнсис зе Фест», – добавила Тру. – На Рождество и День благодарения. И ничего, обходимся.

– Она также покупает кое-что на «Домашних распродажах»,[8]– продолжала Уизи.