Тимка почему-то уверен, что все болезни сестрёнки связаны со старшим братом.

– Она начала болеть, когда он ушёл, – сказал как-то Тимка. – Мама всего месяц после родов дома просидела, а потом на работу вышла. И с Диляркой нянчился он, не я. Он ей песенки пел, сказки читал, подгузники менял, купал её, кормил, понимаешь?

Я до сих пор не понимаю. Ну растил он её, ну ушёл. При чём тут её болезни?

Старшего брата Тимки, Рената, я не видел уже давно. Кажется, после университета он почти сразу переехал в город. Тогда же тётя Зарина бросила работу. С Ренатом мы никогда особо не общались, но Тимка раньше им восхищался. Всё время о нём говорил. А вот последние два года редко его вспоминает. И, когда вспоминает, становится грустный-грустный. Будто Ренат не в городе, а умер.

– Тиму г, а мы тепегь куда пойдём? – Кроме «р» Дилярка не выговаривает и «л». Надо прислушаться, может, ещё что-нибудь не выговаривает.

– Мы домой поедем, Диляра, – Тимка берёт её за руку.

– Уже? Так быстго? – расстроенный голос сестрёнки заставляет Тимку опуститься на одно колено.

– Мы потом ещё приедем, – ласково говорит он и улыбается.

– Да? А когда?

– Ну потом. Я тебе скажу когда, хорошо?

Дилярка кивает и тянет Тимку к дороге. Тимка на ходу берёт мобильный и кому-то звонит:

– Мам, это я. Всё хорошо, мы едем домой. Ладно, я скину, когда будем на вокзале.

А я с мамой редко созваниваюсь. Раньше ещё звонил, но она почти всегда на встречах и отключает телефон.

Тимка звонит ещё кому-то.

– Теперь кому? Дяде Чингизу? – смеюсь.

– Нет. – Тимка грустный. И грусть эта та самая, ренатовская. – Алё! Рен, мы возле «Меги». Ага, подождём.

Недоуменно смотрю на Тимку.

– Ты только маме моей не проболтайся, ладно? А папе тем более! – говорит он.

Удивляюсь ещё больше:

– Так Дилярка же скажет!

– Нет, она понимает, что нельзя. А если и скажет, то позже и только маме.

Я давно уже запутался во всей этой истории. Знаю только, что про Рената в семье Тимки вспоминать и говорить запрещается. С тех самых пор, как он ушёл. Встречаться с ним, вообще-то, тоже нельзя, но Тимка рассказывал, что иногда он этот запрет нарушает.

– Они с Диляркой редко видятся, – Тимка будто оправдывается. – Рен иногда приезжает в посёлок, и я её тайком к нему привожу.

– И что, удаётся? – спрашиваю. – Ну тайком всё проворачивать?

– Не всегда. Получаю иногда, когда Дилярка проболтается. Мама, правда, в последнее время смирилась. Ругает, но папе не сдаёт. – Тимка смотрит на дорогу и вглядывается в машины.

– А почему так, Тим? – Впервые мне стало интересно.

– Ну-у, – Тимка вздыхает. – Длинная история.

Дилярка тянет его обратно, в сторону «Мети». Тимка шепчет:

– Дилёк! Давай подождём, сейчас Ренат приедет.

Дилярка тут же, как по волшебству, успокаивается, становится такой же грустной, как Тимка, и обнимает его.

– Почему он из дома ушёл? – решаюсь я продолжить допрос.

– Женился, – Тимка снова вздыхает.

– Ну так это ж хорошо! – и тут же осекаюсь: – Или не очень?

– Он на русской женился.

– Ну и что?

– Мама с папой были против. Они поставили его перед выбором: либо он женится на девушке своей национальности, либо уходит из дому, – Тимка замолкает, а Дилярка прижимается к нему ещё крепче.

– И?

– Он выбрал второе и ушёл. Мама плакала, а папа сказал, что нет и не было у него сына по имени Ренат.

Не могу опомниться от удивления. И понять тоже ничего не могу.

– А что плохого в русских? – спрашиваю.

– Да дело не в русских, – Тимка раздражается. – Дело просто в том, что он должен был жениться на девушке своей национальности!

– Как в сакские времена-а, – тяну я.

– Да так всегда было. А Ренат не только в этом провинился…

Тимка замолкает. К нам подъезжает 25-я «Камри» чёрного цвета. Из машины выскакивает Ренат, Дилярка бросается к нему. Он поднимает её на руки.

– Ай, красавица моя, – целует в обе щёки, потом машет нам:

– Садитесь, я вас довезу.

Я с радостью мчусь на переднее пассажирское сиденье. Тимка тормозит.

– Ты чего, Тимур? – Ренат усаживает Дилярку назад.

– Мы, – Тимка мнётся, – мы… наверное, не поедем, Рен.

С ума сошёл, что ли? Так и хотелось проверить у него температуру! Кататься на поселковых автобусах – сплошное мучение: всё время кажется, что развалишься вместе с ними.

– Да брось, – Ренат обнимает братишку. – Я вас в центре оставлю, в посёлок заезжать не буду.

В «центре» – это значит на трассе. Там посёлок и начинается. Там остановка, одна единственная, откуда можно уехать. И вот это начало все почему-то называют «центром».

– А вдруг папа увидит? – Тимка стоит как вкопанный.

Ренат улыбается:

– Он на автобусах ездит, Тимур, он не увидит, – и садится за руль.

Дядя Чингиз работает в городе и возвращается поздно. Иногда остаётся в ночную смену.

Тимка наконец садится рядом с Диляркой.

Водит Ренат не быстро, а очень быстро. Если б не ремень, я уже раза три ударился бы лбом о стекло.

– Ты помягче можешь? – ворчит Тимка. – Не дрова везёшь!

– Ой, простите. Привык торопиться, – Ренат улыбается и тут же сбавляет скорость. – Как дела, Дима?

– Хорошо, – говорю. – А ты давно машину купил?

– Ага, – Ренат подмигивает кому-то в зеркало заднего вида.

– Да врёт он всё! – бурчит Тимка. – Он у друга берёт.

– Видишь, какой мой братец сдавала! – Мы смеёмся. Ренат одной рукой гладит ручку Дилярки, которая стоит сзади, держась за водительское сиденье. – Что делала, Дилёк?

У Дилярки загораются глаза:

– Игга-а, – и дальше поток почти непонятных мне слов. Но Тимка с Ренатом всё поняли, судя по тому, как улыбаются.

– Я тебе…

Тимка перебивает брата:

– Не надо подарков! Я же говорил!

– Но…

– Нет, Рен, я и так рискую, – Тимка непреклонен.

На светофоре Ренат оборачивается к Дилярке, она обхватывает обеими руками его лицо и сжимает так, что оно морщится. Мы снова смеёмся. И больше всех Тимка.

– Рен, а Дим не играет больше в футбол, – Тимка бьёт не хуже Бахи с компанией. Словами.