Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе мама запрещает играть? – Ренат заглядывает мне в глаза.
Молчу.
– Знаешь, мне тоже запрещали. Но я ведь играю. Наши желания – они только наши. И за свои желания нужно бороться. Понимаешь?
– Ты из дома ушёл и бросил сестрёнку! А она по тебе страдает, – и тут же осекаюсь. Иногда язык действительно становится моим врагом.
Ренат останавливается.
– Я виноват, – говорит он почти шёпотом. – Но…
Идём молча.
– Ты жалеешь, что ушёл? – я стараюсь его не обидеть. Очень стараюсь.
Ренат, подумав, отвечает:
– Нет. У меня замечательная жена. Я играю в футбол. Но…
– Что «но»? – я в нетерпении.
– Я очень скучаю по домашним. Родители ненавидят меня. И от этого больно…
Опять молчим.
– Я не мог поступить по-другому, – заключает Ренат, когда мы подходим к полю. – Твоя мама тебя любит, не бойся её.
Не знаю. Иногда мне так не кажется. Особенно в последнее время.
Ренат улыбается и треплет меня по волосам. К нам подходит Даулет. За ним – Тимка.
– Подкинешь нас? – спрашивает Ренат. Дауль протягивает мне ключи.
– Бегите, открывайте машину. Мы пока переоденемся.
Мы с Тимкой бежим к машине. Даулет окликает меня:
– Дима!
Останавливаюсь. Смотрю на него. Он улыбается:
– Когда проигрываешь один матч, нужно начинать другой. И так до самой победы, – разворачивается и догоняет Рената.
Шерали едет с нами. Он оказывается довольно сносным. Всю дорогу шутит и рассказывает о том, как мечтает научиться играть на моём уровне. Когда он выходит, Даулет говорит, глядя на меня:
– Классный парень! Ты не обижайся на него, он просто шутит. Ни секунды без шутки не может. И понимает, что играет плохо.
А я и не обижался. Я злился, но уже прошло.
Начать новый матч. Я думал, что проиграл главный матч своей жизни, когда забил себе гол. Я тогда всё решил. Но ведь можно начать другой, правда? Ведь можно играть? Только я не хочу быть как папа…
Ложимся спать. Нам с Тимкой постелили на полу в гостиной.
– Я забыл маме позвонить, – сокрушается Тимка.
– Ну забыл, ну и ладно, – пытаюсь его успокоить.
– Да не ладно! – Тимка озадачен. – Лишь бы она Никите не позвонила.
– Она знает его мобильный? – я вдруг тоже пугаюсь.
– Нет.
– Уф-ф… Ну тогда нечего беспокоиться.
Как хорошо, что в посёлках не у всех есть стационарные телефоны!
Часов в десять утра Ренат с Даулетом привозят нас в посёлок. Торопятся, потому что у них сегодня утренняя тренировка. Счастливые, но невыспавшиеся, мы с Тимкой направляемся домой. Навстречу идёт дядя Чингиз. Без объяснений он даёт Тимке оплеуху. У того слёзы выступают на глаза.
– Это что ещё значит? – кричит дядя Чингиз.
Тимка молчит, только всхлипывает и обеими руками держится за ухо.
– И давно ты нам так нагло врёшь? – Никогда не видел дядю Чингиза таким. – Где вы были?
Тимка говорит что-то невнятное. Дядя Чингиз поворачивается ко мне. У меня сердце в пятки уходит.
– Где вы были, спрашиваю?
– Со мной они были, – слышится сзади голос Рената.
Глаза дяди Чингиза расширяются, будто он видит заклятого врага. Ренат подходит к Тимке и пытается его обнять. Но тот вырывается и прячется за спину отца.
– Они были со мной, пап, – Ренат старается держаться спокойно.
– Последний раз тебе говорю, – дядя Чингиз так кричит, что у него изо рта брызжет слюна, – оставь нас в покое! Не смей приближаться к нам! Ясно?
– Пап, почему? Тимур мой брат! Диляра – моя сестра! – Ренат тоже повышает голос. Я остаюсь стоять рядом с ним, но сжимаюсь от каждого крика. – Я имею право их видеть!
– Ты и с Дилей видишься? – Взгляд дяди Чингиза становится ещё страшнее. Он поворачивается к Тимке. Тот с рёвом срывается с места и мчится прочь. Дядя Чингиз смотрит на Рената. – Глаза б мои тебя не видели. Бесово отродье!
– Я твой сын! – тихо говорит Ренат.
Дядя Чингиз бросает мне:
– Я поговорю с твоей мамой, – и уходит в сторону дома.
Ренат опускает голову.
– Ты мне не сын! Ты – никто! – кричит дядя Чингиз издалека так неожиданно, что я вздрагиваю и начинаю трястись. Сзади слышатся шаги. Я резко оборачиваюсь. Даулет с тревогой смотрит на Рената, потом на меня. Подходит ближе и кладёт руку мне на плечо.
– Ренат, мы ведь не в средние века живём.
– Докажи это ему, – Ренат смотрит вслед отцу. – Ты уж прости, Дима. И Тимуру передай, что извиняюсь, – он направляется к машине.
Даулет спрашивает меня:
– До дому дорогу знаешь?
– Угу. – Во рту пересохло, едва могу говорить.
– Точно? Как ты сейчас пойдёшь?
– Прямо.
– Потом?
– Налево.
– Дальше как?
– Направо и ещё раз налево. Там баба Нина живёт.
– Беги. Ничего не бойся. И помни, что я тебе вчера сказал.
Я стою. Даулет садится в машину. Она трогается. Смотрю вслед. Дядя Чингиз грозился поговорить с мамой. Но ведь он не знает, что мы были на тренировке. Эта мысль меня успокаивает. Вот уже виден дом бабы Нины. Она стоит в калитке и передаёт дяде Чингизу какой-то листочек. Я прячусь за деревьями и, только когда дядя Чингиз скрывается за своими воротами, иду дальше.
– Что это ты натворил, Димочка? Чингизушка за телефоном мамы приходил, – всплёскивает руками баба Нина.
Я молча прохожу в дом и закрываюсь в комнате.
Мама приезжает ближе к обеду. Смотрит на меня строго:
– Собирайся!
Я иду собирать вещи. Дверь открыта, и я могу слышать, о чём говорят мама с бабой Ниной.
– Ах, тётушка Нина, что делать с ним, я прямо не знаю, – мама плачет.
Жалобным голосом баба Нина спрашивает:
– Что случилось-то опять?
– Они с Тимуром вчера втихаря поехали на тренировку к Ренату. – Никак Тимка проболтался? – Дядя Чингиз мне сегодня позвонил и всё рассказал.
– Ну и что? – баба Нина искренне недоумевает. – Я вот не понимаю, отчего они с сыном не общаются.