— Ириан, мы пленники?

— Нет! — моментально ответила она, и её речь полилась спешно, стараясь догнать неведомую цель. — Нет! Не мой пленных быть. Вы есть мой гость, но быть плохо… Солдаты вы не любить. Они слушаться Илаера, она говорить, они слушаться я. Они очень-очень не любить, но я быть тут, они вы не трогать. Я думать не трогать. Да. Я так думать.

Она остановилась, набрала в грудь воздуха, поняв, что выглядит глупо, села на скамейку.

— Это очень долго история быть. Очень-очень долго быть. Я рассказать. Я и эта люди и эта эйуна ехать Каро-Эль-Тан. Вы мочь ехать мы. Я всё рассказать. Вы всё понимать.

Она снова вскочила, начала суетиться по шатру, не зная, к чему приложить руку, разбирая и раскладывая вещи, отводя глаза, чувствуя себя до ужаса неловко. Лэтте-ри поймал её за запястье. Ира дёрнулась и наконец-то посмотрела ему прямо в глаза.

— Ириан. Мы обязаны вам жизнью, — сказал он.

В этой фразе было всё. Она отвела глаза.

— И я ты быть обязана, Лэтте-ри. Очень много быть. Тогда. Под земля. Я очень рада быть, что мочь помочь. Садитесь вы… Тут мало место для сидеть… Тут кровать. Садитесь. Отдых… надо… и она снова без сил упала на скамью. Дрожь прошла по телу — вся эта ситуация хорошо дёрнула по нервам. Мужчины переглянулись и сняли своё оружие, отложив в сторону. От Лэтте-ри не укрылось, с какой опаской Ира смотрит на плеть, и он практически отбросил её. Он сел рядом с ней, а двое других дайна-ви аккуратно устроились на краю шкуры, что покрывала соломенную постель. Ира рассматривала новые лица, почему-то чувствуя, что ни один из них не будет на неё в обиде за такое внимание.

Первый воин, мечник, выглядел моложе начальника Утёса, классический представитель их народа, если не считать пепельных не в меру длинных волос, встречавшихся у них не часто, небрежно перетянутых куском коричневой кожи. Мужчина казался… Ира даже слово с трудом подобрала. Если брать того же Лэтте-ри, то у него была мужская фигура, сильно подпорченная худобой, этот же дайна-ви своим телосложением напоминал гибкую лозу. Такими обычно бывают юноши до того, как разойдутся в плечах и грудной клетке в период созревания, но спутник начальника уже давно перешёл границу совершеннолетия. Трудно сказать, что было причиной такой внешности: генетика или образ жизни. Между ним и Лэтте-ри проскакивало какое-то едва уловимое сходство, которое Ира пыталась поймать, переводя взгляд с одного на другого, пока её внимание не привлёк третий дайна-ви в шатре. Он как раз снял капюшон.

Наверное, так пялиться неприлично, но она ничего не могла с собой поделать. Мужчина был красив, примерно того же возраста, что и его тоненький товарищ. Он разительно отличался от спутников, да и вообще ото всех дайна-ви, что ей доводилось видеть раньше. Живые, подвижные глаза, не способные скрывать чувства. Лицо, не скованное каменной маской, яркая мимика, которую не надо «читать» по сторонним признакам. Волосы странного цвета, между каштановым и чёрным, лежащие на лопатках аккуратными волнами. «Дайна-ви с локонами? Это что-то новое!» Кожа чуть светлее, и на пол головы ниже рост. Солнечный зайчик, прыгнувший в шатёр из-за приоткрытого полога, привлёк её внимание к ещё одной детали: у спутников Лэтте-ри в левом ухе покачивались небольшие серьги в виде крохотного шарика, отсвечивающего перламутром. Ира впервые видела такие.

— Как вы имя быть? — спросила она. Мечник хотел ей ответить, но Лэтте-ри опередил его:

— Это мой младший брат. Линно-ри, — указал он на него, и тому оставалось только поклониться, — а это тепло моей жизни, у вас говорят — лучший друг. Терри-ти.

— Приятно познакомиться, — ответила она и внезапно резко обернулась.

— А Ринни-то? Как он быть? Как он мама быть и Маяти…

— Рин в этом году на добыче не работает. Его сестра пережила эту зиму, и они вместе с матерью заботятся о ней. Ему дали новое назначение. Мастер Раян-ги, лекарь, что выходил нас обоих после обвала, взял над ним опеку, и теперь он обучается при нём. Его мать сейчас полностью посвятила себя девочке. А Маяти… У неё всё хорошо.

Ира почувствовала, как сильно ей не хватало новостей. Как мучила неизвестность о судьбе тех, кто остался на Болоте. Здесь нет телефонов и Интернета, чтобы узнать, что происходит на другом конце страны, в одно мгновение. Рад будешь любым вестям, даже если срок их давности уже несколько недель.

— А как… другой пленных быть, — спросила она. Не то чтобы сильно скучала, учитывая её отношения с другими обитателями барака, но чувствовала, что перестанет быть человеком, если хотя бы не поинтересуется. В конце концов, они переживали вместе одни и те же адские будни.

— Старик Гоха ушёл в конце зимы. Остальные были живы, когда мы уезжали.

Ира даже не знала, кого из стариков звали Гоха, но внутренне вздрогнула. Ещё одна смерть. Как часто она сопровождала её путь по Рахидэтели…

Она помолчала. Её задумчивость никто не нарушал, давая возможность прочувствовать внутреннюю тоску до конца. Когда чуть очухалась, к ней обратился Терри-ти, произнося фразы медленно, подстраиваясь под её слабое знание языка:

— Простите, госпожа, я знаю, мне свойственно неуместное любопытство, но… вы позволите спросить, кто вы? От Лэта я знаю, что вас зовут Ириан, и ещё на Болоте слышал многое о той, что спасла ему жизнь. Мы с Линно-ри готовы пойти на всё, чтобы отблагодарить вас за то, что вы вернули нам брата и друга! А теперь и сами вам обязаны. Я… теряюсь в собственных догадках и готов даже поверить в то, что это Сёстры призвали вас на нашу защиту! И мы до сих пор не понимаем, какой судьбы ждать тут, среди людей и прародителей. Мне говорили, что вы не владеете нашим языком, но вижу, что нынче это не препятствие…

Линно-ри аккуратно ткнул его локтем под бок, но Ира остановила его жестом и, уперев взгляд в судорожно сцепленные руки, повела рассказ.

Вакку поднёс Довалю очередную кружку. У товарища по учёбе ещё во времена, когда они были беспечными студиозусами Карража и только начинали познавать открываемые даром возможности, обнаружилась беспримерная устойчивость к хмельным напиткам. Чем он и пользовался, когда надо было расслабить мускулы после применения волшебных сил, оставаясь при этом в ясном уме. Но больше четырёх кружек подряд никогда не пил. А это была шестая.

С силой ударив стаканом о стол, едва сделав