– У меня двое детей. Когда есть дети, зачем мужчины? Детивыросли, а значит, пришло время пожить для себя. Да и какой прок в этихмужиках? Делать детей? Мне это уже не нужно. Я свою программу-максимум подеторождению выполнила. Если только передвигать тяжелую мебель в квартире, но ив этом необходимости нет. Что касается секса... Мужики через одного импотенты.Гонору много, а в постели сдуваются, как шары. И там-то с них пользы особойнет. Я вообще не понимаю, почему все говорят, что мужчины сильнее. В чем? Онимогут быть сильнее женщины только физически, потому что именно они ходили наохоту, добывали пищу, воевали. А вот в моральном плане им до нас расти и растии, по всей вероятности, никогда не дорасти. По статистике большая частьсамоубийц именно мужчины, наши нежные, легкоранимые существа. Попробовали быхоть месяц пожить с месячными, я бы на них посмотрела. А еще пусть парочкудетей родят, воспитывают их всю жизнь. Да что там говорить! Почему-то самыеответственные дела Бог поручил именно женщине. Просто он наперед знал, чтомужики не справятся. Мужики как сперматозоиды – только один из миллионаоказывается полезным.

Проснувшись, я попыталась понять, где нахожусь, и, вспомнивсобытия вчерашнего вечера, тут же вскочила с постели. Приняв душ, надела своивещи и набрала Веркин номер телефона.

– Вера, ты как вчера добралась?

– Хорошо. Я уже на работе. Голова болит. Мы так бурно стобой вчера посидели. А ты как себя чувствуешь?

– Отлично. Знаешь, я впервые в жизни спала на улице. –Брякнув, я чуть не прикусила себе язык. Господи, мне ведь нельзя говорить, гдея! Не сомневаюсь, в этом доме даже у стен есть уши.

– Ань, ты что, с ума сошла – спать на улице? Что на тебянашло? У тебя в квартире даже балкон не застеклен. В наше время это оченьопасно. Мало ли какой идиот может залезть.

– Что-то я об этом не подумала. Больше не буду.

– Вот и я про то же. Сейчас столько дебилов вокруг.Какой-нибудь придурок на балкон залезет и еще горло ножечком перережет. Сейчасне те времена, чтобы на балконах ночевать.

Быстро переведя разговор на другую тему, я поговорила очем-то незначительном и положила трубку. Затем обошла несколько раз комнату впоисках видеокамеры, но ничего подозрительного не обнаружила. Когда зазвонилвнутренний телефон, я вздрогнула и сняла трубку.

– Анечка, это тебя Грета беспокоит, – послышался в трубкедоброжелательный голос домработницы. – Ты уже проснулась?

– Да. Доброе утро.

– Вообще-то уже обеденное время.

– Я так долго спала? – Я с ужасом посмотрела на часы. – Ужедва часа! Никогда не спала так долго. Может, оттого, что уснула на террасе.

– На свежем воздухе всегда хорошо спится. Анечка, я хотеласпросить: тебе принести завтрак или уже даже обед в твою комнату или тыспустишься в столовую?

– А кто в доме?

– Илья Петрович уехал по делам.

– Тогда спущусь, – обрадованно произнесла я.

Когда я зашла на кухню, Грета хлопотала у плиты. Увидевменя, тут же спросила:

– Так что тебе подавать: завтрак или обед?

– Давайте уже обед. Я бы с удовольствием поела борща!

– Правда? У меня как раз сегодня борщ.

– Здорово!

– Тогда иди в столовую. Я сейчас накрою.

– Грета, да я на кухне поем. Я непривередливая и совсем неголубых кровей. Я воспитывалась в детском доме.

– Надо же. – Грета налила мне тарелку борща.

Я тут же повела носом и уже по запаху поняла, что борщнеобыкновенно вкусный.

– Никогда не ела борща вкуснее.

– А в детском доме вас как кормили?

– Обыкновенно. Я там в хороших отношениях с поварихой была.Она меня очень любила и постоянно приносила что-нибудь вкусненькое.

– А родители твои где?

– Не знаю. Я их никогда не видела.

– А искать не пыталась?

– Зачем? Меня у калитки детского дома нашли. Сторож плачуслышал, вышел из своей сторожки и увидел сверток на земле. Мне всего несколькодней было. А в свертке записка: «Доченька, прости, если сможешь».

– Я бы таких матерей своими руками давила, – приняласьвозмущаться Грета. – Это же какое сердце нужно иметь! Точнее, его вообще нет ине было!

– В жизни всякое бывает, – философски заметила я. –Наверное, мать моя молодая была, очень глупая.

– И не поумнела. Если за все эти годы свою ошибку неосознала и не объявилась. А ты, значит, на нее не сердишься?

– Сначала обида была, а потом прошла. Спасибо, что незадушила.

– Да что ты говоришь?!

– Грета, я жизнь говорю. Сколько таких случаев сейчас, несосчитать. Рожают и на тот свет детей отправляют. Вон, у меня подругу Веркунашли в мусорном баке.

– Где? – Грета захлопала ресницами и выронила поварешку.

– Зима, холод жуткий. Врачи все были в шоке. Не понимали,как ребенок выжил. Так что можно сказать, она в рубашке родилась. Вот ее мать –сука последняя. Выкинула дитя в мусорный бак. А меня хоть в свертке под дверидетского дома положила, да еще и письменно прощения попросила.

– Да уж, мамашки нынче пошли. Головы бы по-откручивала. Какборщ?

– Я такого вкусного никогда не ела!

– Так уж и не ела. – Польщенная Грета расплылась в улыбке.

Я заметила, что ей приятно со мной общаться, и это не моглоне радовать. Мне хотелось войти к ней в доверие и иметь в этом доме хотя быодного друга или даже союзника.

– А Илья Петрович где?

– Уехал по делам. Когда приедет, не знаю. Он передо мной неотчитывается.

Разговаривая с Гретой, я все больше убеждалась, что мне ненайти пленку, на которой изображена смерть Николая. Дом слишком большой. Я дажене знаю, где именно искать. Да и вполне возможно, что в каждой комнате естьвидеокамера. Нужно потихоньку выпытывать информацию о доме у Греты, освоиться ипонять, откуда начать поиск. Скорее всего, это личная комната старика или егокабинет. Одним словом, та часть дома, куда другим доступа нет.

– Какой все-таки большой у Ильи Петровича дом. Что он вовсех этих комнатах делает?