А законы у нас очень хитрые. Выпускники детских домовсчитаются сиротами только до двадцати четырех лет, а после становятся обычнымигражданами. Если до этого возраста не получилось выбить жилье, все, поезд ушел,и поднимать вопрос не имеет актуального смысла. Поэтому чиновники тянут допоследнего. Говорят: ждите... Проходят годы, мы ждем. А при очередной попыткедобиться справедливости у нас сначала смотрят паспорт. Если исполнилосьдвадцать четыре года, чиновники разводят руками и говорят, что уже ничем немогут помочь. Отпущенное время ушло.

А потом нас с Веркой технично попросили из общежития, ведьза него нужно платить, а нам нечем. Несмотря на закон, пришлось искать ибороться за крышу над головой. Благо Верке дали койку в общежитиифармацевтического училища а я вышла на промысел и смогла снять сначала комнатув коммуналке, а потом отдельную малогабаритную квартиру на окраине.

Возможно, мы и правда очень сильно отличались от детей,которые не воспитывались в детских домах, но ведь у нас замкнутость«детдомовского» мира. Дети живут в детдоме, здесь же учатся и даже в школевидят вокруг себя только таких же сирот. В результате, когда выходим из стендетского дома, мы просто не знаем, как общаться с людьми. Мы выросли в дефицитеобщения со взрослыми, никогда сами не ходили в магазин, не покупали себе еду.Мы не знали, как расходовать деньги, не умели разбираться в людях. Нас никтоэтому не учил, и мы ничего не знали о нормальной жизни в семье. Мы никогда ни ккому не ходили в гости и не знали, что это такое. Оказалось, это такаярадость...

В общем, жизнь в детском доме я вспоминаю с болью в сердце.Нам было плохо. Очень плохо. Каждый воспитанник как озлобленный волчонок. Насзакаляла нелюбовь... Мы все росли в так называемой психологической капсуле,зажатые в своем мирке, из которого боялись высунуться. Я жила в среде себеподобных и совершенно не представляла реалий жизни. Да, я смотрела телевизор,слушала радио, но жизни, по сути, не знала. Слабо представляла взаимоотношенияв нынешнем зверином обществе, где господствует религия денег, где совесть ичесть не в чести. Покидая детский дом, ни я, ни Верка не были готовы к самостоятельнойжизни. Выброшенные в «свободное плавание», мы оказались абсолютно беззащитны.Многие наши выпускники стали жертвами аферистов, обманщиков, бессовестныхчиновников, а некоторые попали в мир криминала. Никто не умел постоять за своиправа, ибо попросту о них ничего не знал.

Одна девочка из нашего выпуска закончила жизньсамоубийством. Один парень стал наркоманом, а другой бомжом, поскольку послевыхода из детского дома оказался вообще без какой-либо жилплощади. И опустилсяна самое дно.

Я отвлеклась от печальных мыслей, встала, сунула часымертвого Николая в тумбочку и быстро привела себя в порядок, надев новоеплатье. К положенному времени спустилась в каминный зал, гадая, что старику отменя потребовалось. Старикан сидел в кресле и читал газету. Заметив меня,отложил газету в сторону и придирчиво меня оглядел.

– Вполне приятные изменения, – отметил он, как только я селанапротив него. – Тебе идет дорогая одежда.

– Спасибо, – натянуто произнесла я.

– Завтра ты должна встать рано. Ровно в девять утра тебябудет ждать Ястреб. Он отвезет тебя в косметический салон.

– Зачем?

– Затем, что к дорогой одежде требуется дорогой ухоженныйвид. С тобой поработают парикмахер, косметолог и визажист. Дадут дорогуюкосметику и научат правильно краситься.

– Может, вы объясните, зачем это все? Дорогая одежда,косметика... Что со мной будет дальше?

– Не торопи события. Ты продала мне свою душу, поэтомупросто доверься и плыви по течению.

– По течению неизвестности?

– Если хочешь, понимай так.

Из этого старикана щипцами информацию не вытащишь. Хитрый.Думает, из-за шмоток я потеряю бдительность и поверю, что попала в рай. Уж я-тознаю, что бесплатный сыр только в мышеловке. Интересно, что ему надо... Будетиспользовать меня как красивую картинку для своих дел... Надеюсь, у него хватитума не продавать меня как дорогую проститутку. Хочется верить, что человек,живущий в такой роскоши, не занимается сутенерством. Кстати, в его доме не такмало приятных людей. Доброжелательная Грета, мужественный Ястреб... Старыйкозел окружил себя неплохими людьми, да только ничему хорошему у них так и ненаучился.

– Ты уже освоилась? – Старик смотрел на меня таким колкимвзглядом, что я съежилась и принялась рассматривать свои ногти:

– Да, спасибо.

– Тебе здесь нравится?

Я на минуту потеряла дар речи.

– Илья Петрович, вы надо мной издеваетесь? Думаете, я непонимаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и вы заставите меняотрабатывать все шмотки, которые мне сегодня накупил Ястреб?!

– А что плохого в том, что тебе придется их отрабатывать? Яже тебя не замуж взял, чтобы что-то делать для тебя безвозмездно.

При мысли о том, что этот старик с вставной челюстью могвзять меня замуж, меня передернуло, но я не показала виду.

– Если еще раз назовешь меня стариком с вставной челюстью, яразозлюсь и вместо роскошной комнаты переселю тебя в сырой подвал. Я хочу,чтобы в моем доме ко мне относились с уважением. Поняла?

На мгновение я впала в ступор. Как это я прокололась ипроизнесла мысли вслух? Нужно быть осторожной, а то стала забываться. Неужелиэто на нервной почве? Как могла допустить такую оплошность? Что-то я совсемсебя не контролирую. Обещаю сама себе: больше никаких проколов и мыслей вслух.Я и так в полном дерьме. Лишние неприятности не нужны. Куда уже больше, и так вполнейшей зависимости от этого урода! И никакой гарантии, что он не сдаст меняментам. Мне никогда не найти видеопленку с записью смерти Николая. В этом домедаже у стен есть уши. Да и слишком он большой, чтобы обыскать. Если стариканузнает о моих поисках, страшно представить, что со мной будет.

Не успела я опомниться, как старикан встал, подошел ко мнеближе и взял меня за подбородок:

– Послушай, я дважды не повторяю. Если ты еще раз назовешьменя стариканом или уродом я не потерплю тебя в своем доме, а отправлю в тюрьмужрать баланду. Как меня зовут?

– Илья Петрович, – дрожащим голосом произнесла я ипосмотрела на шефа несчастным и, я бы даже сказала, затравленным взглядом.

– Повтори!

– Илья Петрович.

– Громче!

– Илья Петрович! – закричала я на весь дом.