Девушку должны были отправить на верхний этаж больничного корпуса, прикинул Джек. Так выглядело бы правдоподобнее. Морг на верхнем этаже.

Теперь если кто-то обнаруживает у себя симптомы болезни Хансена, он ложится в больницу примерно на месяц, проходит курс терапии и выписывается, однако старые пациенты, те, кто заболел давно, живут здесь годами, боясь вернуться в большой мир. Они обезображены болезнью, некоторые лишились конечностей, передвигаются в инвалидных колясках. Именно поэтому понадобилось соединить здания между собой, причем на каждом из трех этажей.

Ага, ясно.

А известно ли Джеку, что тут имеется площадка для гольфа? Известно. Он искоса поглядывал на монахиню, пытаясь разгадать, не наигранно ли ее спокойствие. Она все время улыбалась, даже помахала рукой двум сестрам в белых халатах.

У Джека нервы уже натянулись как струны. Что все-таки тут происходит? Ему было немного обидно: монахиня хладнокровно скармливает ему всякие подробности из жизни прокаженных, где-то там девушка дожидается, чтобы ее вывезли под видом трупа, иначе психованный никарагуанский полковник не поверит, что она умерла. Ну и дела. А она знай себе приветствует знакомых. Помахала рукой какому-то очкарику.

Она вытащила девчонку из Никарагуа, напомнил себе Джек. Сама со всем справилась, обманула этих до зубов вооруженных партизан, удрала в Америку. На нее можно положиться. Не дергайся, Джек, эта дамочка знает, что делает. Господи, а носик как у кинозвезды, а нижняя губка, созданная для озорных поцелуев…

Тут монахиня глянула на него в упор, и Джек заговорил сбивчиво:

– Тетка моей мамы, Элоди, была замужем за одним парнем, я его в жизни не видел, его отца привезли сюда – еще тогда, в тридцатых. Он работал строительным подрядчиком и заразился от своего подчиненного, чернокожего. Так говорила мамина тетя. Он порезался, была маленькая царапина на руке, вот тут. Она рассказывала мне про него, когда я еще был ребенком. Она жила на авеню Эспланада в большом темном доме. Шторы никогда не поднимала, там пахло как-то по-старушечьи. Так и чую этот запах, когда думаю о ней. Она считала, именно так люди и заражаются проказой – от цветных. Будь осторожнее, когда общаешься с ними, говорила она мне, проверь, нет ли у тебя где порезов. Я все пытался представить себе этого беднягу, ее свекра. Он умер в тот самый год, когда я родился. Трудно поверить, чтобы зажиточный человек, вполне благополучный, заболел проказой прямо у нас в Новом Орлеане. Прокаженные – это где-нибудь в Африке, в Азии. В старших классах мы смотрели кино про колонию прокаженных в Бирме. Я на всю жизнь запомнил. Теперь стоит заговорить о прокаженных, как я вижу тех, из фильма. Они ужасно выглядели, прямо-таки разваливались на части. У некоторых даже носов не было. – Он на минуту умолк, облизнул губы и продолжал: – Но вот что мне врезалось в память: тот итальянский священник, который руководил миссией. С длинной бородой, всклокоченная вся, а сам в белой сутане и в берете. Но не в том дело: он все время дотрагивался до прокаженных, касался их руками, какими бы страшными они ни были. Словно его хлебом не корми, только дай прикоснуться к кому-нибудь из них. Он брал в руки их культяпки, гладил их по лицу…

Джек снова умолк. Они свернули на тенистую аллею, подъездную дорожку к больничному корпусу. Сестра Люси смотрела прямо перед собой, словно ей не терпелось увидеть вход в больницу.

– И вы тоже? – осенило его наконец. – Вы тоже их трогаете? Не только этих бродяг в бесплатной кухне, но и прокаженных? Вы прикасались к ним в том госпитале, где вы работали?

Прежде чем ответить, монахиня нажала на тормоза и выключила зажигание. Посмотрела на него спокойным, всеведущим взглядом.

– В том-то и дело, Джек. Мы должны прикасаться к людям.

Катафалк стоял в тени высоких дубов. Сестра Люси неторопливо курила. Странная привычка для монахини, но ее наряд еще удивительней. Она и Джеку предложила сигарету – «Куле», кинг-сайз с фильтром. Он отказался. Бросил три года назад.

– В тюрьме бросили?

– Нет, когда вышел. Там-то я курил с утра до ночи.

Прежде чем щелкнуть зажигалкой, она спросила у него разрешения. Джеку это напомнило ту ночь, когда он наткнулся на Бадди Джаннета в гостиничном номере – ночь, изменившую всю его жизнь. Тот тоже спросил: «Не возражаете, если я закурю?» А что, если эта встреча тоже изменит его жизнь? Кстати, на прошлой неделе смотрел по телику, показывали два старых фильма, и в обоих монахини попадали в довольно странную историю с молодыми людьми…

– Простите, я так и не закончила, – извинилась сестра Люси. – Когда я попадаю сюда, это место словно зачаровывает меня.

– Это заведение куда больше, чем кажется снаружи.

– Меня волнует другое: это общественное заведение.

– И что из этого?

– Центр подотчетен федеральному правительству. Влиятельный человек может потянуть кое за какие веревочки – и все раскроется.

– Неужто? – протянул он, ожидая объяснений.

– Вы что, не понимаете?

– Вы с самого начала думали, будто я знаю то, чего на самом деле не знаю, – терпеливо повторил он. – Может, вы по-прежнему так думаете, но тут уж я вам ничем помочь не могу. Я всего-навсего шофер, да и баранку вы у меня перехватили. – Не стоит скрывать от нее свою досаду. С какой стати?

Хоть она и монахиня, но он-то давно не школьник. Сестра Люси не оставит его после уроков за дерзкий язык. – Вам нужно, чтобы полковник поверил, будто та девушка умерла. Ясно, но к чему все эти хлопоты, ведь он же там, в Никарагуа?

– Он вовсе не в Никарагуа, – возразила сестра Люси. Теперь, когда речь вновь зашла о деле, она вполне овладела и своим голосом, и ситуацией. – Он здесь, в Новом Орлеане.

– Этот парень бросил свой отряд посреди войны и примчался сюда вслед за девушкой, которая, как он бишь выразился, «осквернила» его?

– Джек, этот полковник служил военным атташе при посольстве Никарагуа в Вашингтоне. В семьдесят девятом, когда пало правительство Сомосы, он приезжал в Майами. Нам известно, что он побывал и в Новом Орлеане, прежде чем вернуться в Никарагуа. У него тут остались друзья. Вы же знаете, они получают помощь из Штатов. – Она быстро глянула на него и добавила: – И этого не знаете? – Нахмурилась, выдохнула тонкую струйку дыма. – В общем, полковник проследил нас до Мексики, а потом добрался и сюда. Он здесь, он ищет Амелиту. Он не собирается посылать ей цветы, Джек, он намерен ее убить.

Да, эта монахиня кое-что повидала в жизни. Решительно вдавила окурок в пепельницу и захлопнула ее.

– Здесь, в госпитале, работает врач, который много лет провел в Никарагуа. Он дружил с Рудольфо Меса.

– С тем, кого пристрелил полковник?

– Да, кого он убил. Я все ему рассказала, когда приехала сюда с Амелитой, так что он был в курсе дела и дал мне знать, как только полковник позвонил в больницу и принялся наводить справки. Потом сюда явился посетитель – не сам полковник, а другой никарагуанец. Сестра Тереза Виктория сказала ему, что Амелита тяжело больна и никого не принимает.