словом управлять людьми в нашей стране привычнее, чем головой. Руководить у нас может вообще кто угодно, лишь бы имел нужный словарный запас.

Были и совсем анекдотичные ситуации. На встрече с мэром города, который специально приехал поздравить Макара Семеновича с юбилеем, юбиляр, на которого в это время воздействовали с помощью электролобзика, очнувшись неожиданно произнес: «Не суетись, трухлявый!». Присутствовавшие члены правления вынуждены были интерпретировать слова директора. Впрочем, за это время они научились искусно трактовать любые директорские эскапады.

Однако в правлении комбината оставалось несколько человек недовольных таким положением дел. Среди них была и Фира Исааковна, которая считала себя незаслуженно обойденной, ведь «тетя Фира», как ее называли на ДОКе, прошла вместе с Макаром Семеновичем весь боевой путь, начиная с первых пятилеток. Она прекрасно помнила, как в 20-е годы под надзором ГПУ вручную строгали планки для первых советских истребителей, а по ночам ожидали ареста. Потом была немецкая оккупация и снова ожидание ареста. Практически вся жизнь тети Фиры прошла в ожидании ареста. Но ее так ни разу и не арестовали. Может быть, это повлияло на суровость ее характера. Есть подозрения, что Фира Исааковна сознательно положила конец этому «драматическому театру».

Однажды в выходной, когда никого из руководства на ДОКе не было, тетя Фира приперлась на работу. Заметив отсутствие медсестры и доктора Закгейма, Фира вызвала местного сварщика и велела приварить ручку сейфа, которая болталась уже не один год. Зачем Фире Исааковне понадобились сварочные работы именно в этот день, остается загадкой.

Пришел сварщик, начал тыкать электродом в сейф. Из сейфа посыпались искры, и пошел дым. Что посыпалось из Макара Семеновича, увы, никто не видел. Сварочный трансформатор оказался слишком мощным инструментом магнитного резонанса. Когда дым рассеялся, в правлении пахло жженым металлом и жареным шашлыком. Сварщик дядя Вася и Фира Исааковна, принюхиваясь, пошли на запах, который привел их в директорский кабинет.

Макар Семенович сидел в своем кресле. Кнопка селектора была нажата и мигала зеленым огоньком. Магнитная лента сохранила последние слова директора: «Пилите лес и сейте овес, вашу мать!». Дальше следовали совсем уж нецензурные выражения, которые здесь приводить неуместно.

Конечно, хотелось бы, чтобы человек с таким огромным управленческим опытом оставил нам напоследок более весомое послание, а не матерную брань, которую трудно интерпретировать. Но, увы!

Под действием сварочного аппарата дяди Васи заслуженный работник деревообрабатывающей промышленности, депутат всего и вся, директор ДОКа Макар Семенович Шкиба зажарился как попкорн и восстановлению не подлежал. Тем более что Фира Исааковна сразу вызвала «скорую» и отправила директора прямиком в морг. После этого отпала даже возможность заморозить Макара Семеновича. Дело было сделано.

После констатации кончины бессменного руководителя в городе поднялась суета. Все причастные лица, делая постные мины, спешили оприходовать свои авуары и вывести деньги и ценности подальше от родного предприятия.

Городские чиновники долго обсуждали похороны почетного гражданина города. Была идея погребения в Центральном парке над речкою Сож, рядом с усыпальницей князя Паскевича. Памятник решили заказать у Зураба Церетели. Скульптор быстро откликнулся на предложение и уже через несколько дней наваял и прислал в Гомель свое произведение. Злые языки утверждали, что первоначально это был памятник рыбакам, от которого отказались в Мурманске.

Когда монумент прибыл, в Горисполкоме поняли, что в Центральный парк – любимое место отдыха горожан, его ставить нельзя. Памятник, как виделось, изображал могучего мужика, то ли металлурга с кайлом, то ли китобоя с гарпуном ‒ видно скульптор не сильно разбирался в рабочих профессиях.

После обсуждений выбрали место для погребения на территории ДОКа, рядом с пилорамой WOOD-MIZER производства 1922 года. Мемориальная композиция выглядела так, словно «металлург» пытается железным кайлом заклинить эту самую пилораму.

В последний путь Макара Семеновича провожал весь Гомель. Памятник вызвал у горожан двойственные чувства. Городская интеллигенция дивилась сходству Макара Семеновича с известным олигархом, городские верхи отнеслись к памятнику с уважением, а простым работягам было безразлично, как выглядит Макар Семенович, отлитый в металле. На постаменте высекли прощальные слова Макара Семеновича, слегка подправив последнее послание. На памятнике золотыми буквами было начертано: «Берегите лес, чтобы сеять овес!».

Правда, осталось неясным, какое отношение имеет этот культурный злак к деревообрабатывающей и лесной промышленности, но это были совсем уже мелочи.

Присутствующие на церемонии студенты посвятили директору памятную хайку:

У старой ольхи за забором

По осени гриб прорастет.

Как ветер шумит пилорама.

Женька траура почти не заметил, пребывая в полукоматозном состоянии от бесконечных поминок.

Послесловие

Очнуться от прощальных мероприятий Женю заставил неожиданный телефонный звонок. Вновь звонила Раиса Соломоновна, чтобы напомнить, что завтра круглая годовщина охлаждения ее супруга, стоматолога Марата Моисеевича, и ей хотелось бы провести это мероприятие особо торжественно. Поэтому Раиса кроме обычных родственников пригласила на юбилей дальнюю родню из Бобруйска, Осиповичей и даже из Витебска. Перед тем как положить трубку вдова, модулируя интонацией голоса, выразила надежду, что Женя достойно организует юбилей, не хуже чем был у покойного Макара Семеновича.

Надо признаться, что в последние дни Женька так закрутился, что вовсе забыл о морозильнике, который во время эпопеи на ДОКе ему иногда все же удавалось навещать, чтобы проконтролировать работу оборудования и студентов.

Женька как ошпаренный выскочил из постели, наскоро умылся, принял для храбрости пятьдесят грамм коньяку и поехал в свой морозильник.

Женя подъехал к пантеону, светило солнце, пели птицы, лето было в разгаре. Женя обошел морозильник, заглянул в подсобку, студентов не было видно. «Где их черти носят», ‒ подумал Женя и стал барабанить в железную дверь. За дверью молчали. Тишина не смутила Женьку, он полез под кирпич, где хранили запасные ключи, отворил дверь. Навстречу побежали веселые ручейки. «Что за фигня», ‒ про себя выругался Женя и пошел к следующей двери, ведущей непосредственно в морозильник. Рванул дверь, навстречу хлынул поток. Посреди этой реки на волнах колыхались клиенты. «Холодильник разморозили суки!», ‒ заорал в голос Женька и кинулся внутрь. Там был потоп, живые и мертвые плавали вперемешку.

Как оказалось, накануне пьяный механизатор снес единственный столб, на котором держалось электроснабжение всего бизнеса. Студентам, которые вместе со всем городом несколько дней поминали директора ДОКа и еще не пришли в себя после поминок, это показалось забавным. Подсвечивая себе окурками, они пошли искать обрыв и заснули у навозной кучи неподалеку от фермы. За ночь холодильник разморозило, покойники оттаяли. С потоками воды клиенты стали вытекать наружу, некоторые заплыли на задний двор, откуда течением их уносило в мелиорационную канаву и дальше на скотный двор. Вместе с размороженными наружу вынесло и содержимое камер: часы,