Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– …А почему «Батя»? – шепотом спросил он лысого водителя, краем глаза наблюдая, не появился ли командир, не слышит ли. Смуглый до черноты воин провел ладонью по гладкой макушке и щербато улыбнулся.
– А как же еще его называть? – говорил он вкрадчиво, тихо и без малейшего акцента, хоть и был чистокровным таджиком. Сказалось место рождения – он был москвичом в третьем поколении. – Он ведь нам отец родной!
– И мать! – раздался голос с переднего сиденья, где временно разместился круглощекий здоровяк, который должен был вести грузовик с кунгом.
– Ага, – согласился Баюн. – Если честно – не знаю почему. До меня все так звали, и я зову. Надо Шоно спросить, он с ним давно вместе служит.
Новиков не унимался. Раз уж зашел разговор, то надо было выяснить все и про всех по максимуму, чтобы не попасть впросак, как случилось пару дней назад с нелюдимым и угрюмым сержантом, которого за глаза иногда звали Ковбой. Тогда доктор ляпнул что-то в его присутствии о сигаретах «Мальборо» и чуть не схлопотал в челюсть по неизвестной для себя причине.
– А «Баюн» – что значит? – спросил он осторожно, хоть и знал, что водитель на это прозвище откликается и реагирует спокойно.
– Это сложно, – снова заулыбался таджик. – Эй, Злой! Может, объяснишь?
Толстяк пожал плечами и ласково посмотрел на водителя:
– Ничего сложного. Все из-за прически.
Немой вопрос в глазах Владимира заставил его продолжить разъяснительную работу:
– Из-за волос. Вернее, их отсутствия. Видишь, какой гладкий и правильный у него череп?
Новиков не стал еще раз оглядывать Баюна. Он и с первого дня знакомства помнил эту голову, кожа на которой напоминала лоскутное одеяло от обилия рубцов, шитых широкими стежками. Но на всякий случай кивнул:
– Угу. А какая связь?
– Ну, как же? Проще простого. Все очень логично. По форме головы и прическе он вылитый командарм Котовский, так? Но целиком фамилию очень неудобно в эфире озвучивать. Пока скажешь: «Котовский, двое справа!» – уже может случиться все, что угодно. Поэтому фамилию пришлось урезать…
– Не урезать, а сократить, – вставил Баюн, задумчиво глядя вдаль, на силуэты горных вершин. Над ними, в промежутках между полупрозрачными облаками, уже вовсю горели звезды, и с каждой минутой их становилось все больше и больше.
– Пусть так, – согласился Злой. – Сократили. Получился кто? Кот. Так и стали звать.
Врач удивленно поднял брови, но получилось не очень – мешала надвинутая на глаза шапка.
– А Баюн-то почему?
Терпению и добродушию упитанного воина можно было позавидовать.
– Кот-баюн – герой русских народных сказок. Такой громадный кот-людоед. Усыпляет добрых молодцев своими речами, а потом чик бритвой по горлу – и в колодец. Прямо как наш Баюн. Только наш не добрыми молодцами питается, а, наоборот, злыми.
– Понятно, – протянул Новиков, дуя на озябшие пальцы. – А вас, то есть тебя, почему так зовут? Если не секрет, конечно.
Теперь за пояснение взялся «сказочный кот». Встав со своего места, он потянулся, зевнул, прикрыв ладонью рот. Прислонился к «Форду», доверительно склонился к доктору:
– Ты его злым видел? Злого?
Тот отрицательно замотал головой. Мол, он в отряде всего ничего. Не успел еще.
Баюн прищелкнул языком:
– Эх, жаль… Но ты не переживай. И я не видел, и никто не видел. Он даже шею врагу ломает исключительно с добродушным выражением лица. И часового снимает как-то по-доброму…
Злой засмеялся. Новиков попытался вообразить себе описанную Баюном картину, но, как ни силился, представить этого добряка машиной для убийства у него не выходило. Заметив скептическое выражение на физиономии Новикова, рассказчик пожал плечами.
– Сам увидишь, – уверенно произнес он.
Со стороны летного поля нарастал, приближаясь, рев двигателей. Замерцали желтые глазища грузовиков. Странными фигурами поплыли по стене придорожных деревьев тени шлагбаума, будки контрольно-пропускного пункта, автомашин.
– Наконец-то, – облегченно вздохнул Злой. – Вот и наша очередь настала.
Двери кунга распахнулись, оттуда неторопливо спустился Иванов. По его виду невозможно было предположить, что он уже почти сутки на ногах: опрятная форма, прическа – волосок к волоску. Не осведомленный о его специальности в девяноста случаях из ста приписал бы его к штабной породе. И ранние морщины на ухоженном в целом лице являлись, пожалуй, единственными следами, говорившими о сложности и напряженности его непростой работенки.
Командир подошел к микроавтобусу налегке. Злой освободил для него место рядом с водителем, но к своей машине пока не двинулся. Хотел послушать Батю перед выездом. Тот специально для этого задерживаться не стал. Проходя мимо вскочившей со своих мест компании, распорядился:
– Едем. Порядок тот же: «домик», кунг, три местных грузовика. Замыкающим – Петрович на «газоне». Работаем по плану. Жизнь внесет коррективы – и мы не отстанем.
Теперь уже все заторопились по своим местам. Как было определено получасом раньше на коротеньком совещании, Новикову предстояло ехать в «Форде», ласково именуемом командой «домиком». Видимо, потому, что в нем было все для автономной жизни. Хотя с таким же успехом его можно было именовать и «командным пунктиком», и «лабораторийкой», и даже «больничкой», поскольку укладка медицинская имела постоянную прописку именно в этой автомашине. По словам командира, доктор должен быть при нем. Это, с одной стороны, льстило Владимиру. Но с другой – он прекрасно понимал, что Батя просто не может ему доверить какую-то обыденную для остальных задачу. Ведь специальную подготовку он пройти так и не успел. И в боевой ситуации «обкатан» с группой не был. Грустно осознавать себя в какой-то степени балластом, но доктора утешало одно: это ненадолго. Потому что в спецназе случайных людей не бывает – жизни всех в бою зависят от каждого из группы. Пока он, конечно, существенно подрывал боеспособность. Был, что называется, «минус единицей». Хотя это было не совсем точным определением – работу медика он знал и выполнять ее мог на достойном уровне.
Погруженный в свои раздумья, Новиков едва не упустил момент, когда колонна выстроилась на бетонке. Дело оставалось за конвоем. Милиционеры, сомлевшие от ожидания, неторопливо расходились по своим машинам, переводили в нормальное положение разложенные кресла. Старший из них, в форме с офицерскими звездами, грузный и засаленный, нехотя выбрался из «Нексии» и доковылял до микроавтобуса.
– Здоро́во. Это все, что ли? – спросил он по-русски. Видимо, не забыл еще язык с советских времен.
– Ассалам алейкум! – приветствовал его Иванов сквозь опущенное стекло. – Нет, это только первая часть.
Правоохранитель нахмурился и засопел:
– Мы так не договаривались! Нам что, снова сюда возвращаться? Сразу всех нельзя сопроводить?