litbaza книги онлайнИсторическая прозаЭдик. Путешествие в мир детского писателя Эдуарда Успенского - Ханну Мякеля

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 96
Перейти на страницу:

Рестораны в Москве в 1970-е годы — это нечто совершенно особенное. В пересчете на душу населения их было невероятно мало. То там, то тут всегда можно было легко найти какую-нибудь столовую, но пойди попробуй стоя нормально поесть и пообщаться или отпраздновать что-нибудь с семьей в толпе и давке. Кто-то, конечно, так делал, но обычно люди покупали все необходимые продукты в магазине и отмечали праздники тесной компанией дома В тесноте, да не в обиде, как говорится.

То обстоятельство, что мы — делегация и столик заказывался от имени партии (Союза писателей), давало нам возможность питаться практически где угодно. Национальные заведения с названиями азиатских республик пользовались особой популярностью. Слава лучшего ресторана принадлежала грузинскому «Арагви», который располагался в цокольном этаже здания неподалеку от памятника Юрию Долгорукому. Он, должно быть, и сейчас там, но национальная принадлежность этого заведения у русских посетителей не вызывает ни малейшего душевного отклика. Тогда все грузинское означало веселье, импульсивность, горячую кровь и солнце — исключительно позитивные ассоциации. Но мир меняется, политика тоже, даже отношение к тем же самым людям становится иногда иным. Однако это уже совсем другая, гораздо более печальная история, о которой тогда никто не мог и подумать.

Московские будни и сейчас мало похожи на сказку. Но раньше все было намного сложнее. Сейчас, если есть деньги, то найти место, где можно перекусить, не составит труда, однако в то время перед каждым рестораном выстраивалась огромная многонациональная очередь, которая с приближением вечера только увеличивалась: от гангстеров до бизнесменов, от шахтеров до генералов. Женщины, как цветы, были украшением мужчин, с которыми они приходили. Женский день был только раз в году, все остальное время они держали на своих плечах всю страну.

Тем не менее, были и такие мужчины, которые, не стесняясь, проходили в обход очереди: то ли мафия, то ли знакомые, партийные начальники, публичные люди и прочие знаменитости, то ли просто гости с туго набитыми кошельками.

Все улаживалось тогда с помощью всякого рода взяток. С тех пор мало что изменилось. Сейчас коррупция еще больше бросается в глаза, приобретя, с согласия большинства, колоссальные масштабы.

Уже на входе в «Узбекистан» в нос ударил запах востока и травки. Когда мы вошли, за столом уже сидел Успенский с братом Юрием. Мы поздоровались, сели за стол и принялись затрапезу.

Подали обжигающе горячий шашлык, баранину на вертеле, на столе уже стоял свежеиспеченный хлеб, зеленый лук, водка, красный перец, аджика, свежая разноцветная зелень, зеленая и фиолетовая. На столе было буквально все, что только можно пожелать. Звучали тосты, прославлявшие дружбу, и все шло естественно и хорошо, потому что для этого появилась причина. Разговор перескакивал с одной темы на другую, ничего особенного мне тогда не запомнилось, тем более, что многое тонуло в громких аккордах ресторанного оркестра.

Повсюду звучала музыка, очень громкая, почти как на современных дискотеках. Из шлягеров того времени мне особенно запомнился один, где певец все просил и просил кого-то: «Остановите музыку…» Эту просьбу, конечно же, не исполнили, хотя причин для этого было предостаточно. Тем не менее из всего этого грохота я умудрялся выхватить слово, затем еще одно, пытался выстроить между ними какую-то связь и извлечь из них смысл. Мозг работал с перегревом. Изредка я попадал в суть, угадывал, о чем идет речь, и даже впопад отвечал.

Я заметил, что Успенский вился вокруг меня со своими дружественными речами, как кошка вокруг горячей каши или как Кот Матроскин из «Дяди Федора» вокруг своей коровы. У Успенского было что-то на уме, что ему никак не удавалось высказать. По тому, как он себя вел, по его жестам я понимал, что он очень хочет поговорить со мной, поговорить без посредников и соглядатаев. И когда он подмигнул мне из-за Валентининой спины и, встав из-за стола, направился к выходу, я последовал за ним.

Валентина посмотрела нам вслед, но Камилла не умолкая ей что-то говорила.

Да и что Валентина могла сделать двум мужчинам, которые, как тайные агенты, направились в уборную? Там, в белоснежном окружении фаянса и кафеля, мы наконец-то остались одни. С глазу на глаз.

Конечно, в туалете были и другие люди, все по своим делам. Но они на нас не обращали никакого внимания, как и мы на них. Успенский начал говорить. Я был первым представителем иностранного издательства, которого он когда-либо встречал. Он сказал, что очень этому рад, и тут же, поскольку у нас совершенно не было времени, прямо задал вопрос, могу ли я пригласить его в Финляндию? Он никогда не бывал за границей. А в Финляндию его, возможно, отпустили бы, правда, если только будет приглашение.

Я посмотрел на него и подумал, что это такая мелочь. Поэтому я протянул ему руку и пообещал: «Я все сделаю».

Мы еще раз пожали друг другу руки для верности, он похлопал меня по плечу, как друга и соотечественника, которым я и вправду тогда себя ощутил. Затем, бодрые и веселые, как ни в чем не бывало мы вернулись за стол и продолжили нашу беседу в более официальном тоне под мрачные и недоверчивые взгляды Валентины.

8

Вернулся я из этой поездки в настроении более странном, чем обычно. Я был даже подавлен, что совершенно мне не свойственно. В то время самым ценным в путешествии для меня было возвращение домой. Помню, как-то раз по возвращении с Франкфуртской книжной ярмарки я даже целовал асфальт на аэродроме. Самолет как раз отогнали в сторону, а мы садились в автобус.

Но сейчас у меня было такое ощущение, что какая-то часть меня все еще бродит по Москве и продолжает вести разговоры, из которых полностью мне понятна только самая небольшая часть.

В этот раз я совершенно не думал о том, как бы поскорее пройти таможню, как со мной обычно бывает. Влияние СССР больше всего проявлялось в том, что я интуитивно начинал нервничать в присутствии чиновников. И хотя все бумажки были предъявлены, в декларации все внесено до последнего пенни, не найдено ни контрабанды, ни валюты, ни наркотиков, ни огнестрельного, ни холодного оружия, ни финского ножа, известного еще по стихам Есенина, голова моя была полна мыслей, которые вряд ли бы понравились государству. Я был ими сильно озабочен, хотя прекрасно знал, что еще ни одному человеку до сих пор не удавалось лишить свободы мысли другого человека, сколь бы ни был он тебе близок, даже если ты прожил с ним в счастливом и удачном браке десятки лет. Ведь это не может не отразиться на лице, но неужели такое возможно?

Даже после своей смерти Сталин продолжает жить и влиять на умы.

Те же самые методы выведывания использовались и сейчас. Уже в тот первый раз, в мастерской (Валентине как раз самой нужно было удалиться в уборную), затем в туалете ресторана «Узбекистан» и много раз потом то здесь, то там Успенский особым знаком давал мне понять, что милиция или КГБ может подслушивать наши разговоры. Костяшками правой руки он тихо и часто постукивал о левую ладонь: тук-тук-тук. Когда мы уходили в туалет и разговаривали там открыто, мы всегда открывали кран, чтобы шум воды немного заглушал то, о чем мы говорили. В номере гостиницы мы включали радио на полную громкость, создавая шумовую завесу, и начинали перешептываться о самом-самом секретном. Неужели все эти детские хитрости были так необходимы? Я не раз с удивлением спрашивал об этом, потому что не мог относиться к этому серьезно. Что такого можно было услышать в наших обычных разговорах? Чем мы, обычные туристы, нисколько не походившие на политиков, могли быть им интересны?

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15 ... 96
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?