Эти двое не разговаривали более года, однако каждый настаивал на совместном попечении дочери. Организационно все было просто: три дня в одном доме, четыре — в другом. Ни один из родителей не усматривал проблемы в постоянном перемещении семилетней девочки за девяносто миль между глинобитным домом отца и унылой меблированной квартиркой матери в Глендейле. Естественно, в основе конфликта лежал календарь — кто получает четыре, а кто три дня, и как быть с праздниками. После двух месяцев горячих споров вопрос перешел в плоскость режима питания: мать ратовала за обычную диету, отец настаивал на строгом вегетарианстве.

На самом же деле проблема заключалась во взаимной ненависти и двухстах тысячах долларов, находившихся на общем инвестиционном счете. Кроме того, мать раздражали четыре "сексуально распущенные" подружки отца.

При оценке условий опеки я взял за правило беседовать с психологами, и у каждой из этих воюющих сторон было по таковому. Отца пользовал восьмидесятилетний индийский свами, который говорил по-английски с сильным акцентом и лечился от гипертонии. Я съездил в Санта-Барбару, провел два приятных часа в обществе дородного бородатого детины, надышался благовониями и ничего не узнал по существу дела. Отец не навещал своего аватару в течение шести месяцев.

— С вами все в порядке? — спросил я свами.

Он вышел из позы лотоса, сотворил что-то невообразимое со своим телом, потом подмигнул и улыбнулся:

— Что будет, то и будет.

— Есть похожая песня.

— Дорис Дэй, — сказал он. — Прекрасная певица.

Психотерапевтом матери была Мэри Лу Коппел, и она отказалась беседовать со мной.

Сначала Коппел полностью избегала меня, не отвечая на звонки. После моей пятой попытки дозвониться она перезвонила сама и все объяснила:

— Я уверена, что вы хорошо понимаете меня, доктор Делавэр, и знакомы с таким понятием, как "конфиденциальность".

— Но доктор Уэтмор дала согласие на беседу с вами.

— Боюсь, она не может дать то, что ей не принадлежит.

— А кто может?

В трубке послышался треск.

— Я не имею в виду юридический аспект дела. — Она немного помолчала. — Тереза Уэтмор крайне уязвима. Тед крайне агрессивен. Я уверена, вы все это знаете.

— Тед агрессивен физически?

— Эмоционально. И от него можно ожидать чего угодно. Мы с Терезой в конце концов добьемся положительных результатов, но это потребует времени. Я не могу рисковать, выпуская демонов на свободу.

— Меня заботит ребенок.

— У вас свои приоритеты, у меня свои.

— Доктор Коппел, я буду признателен вам за любой совет, который помог бы мне выработать рекомендации для суда.

Молчание на линии. Потрескивание статических разрядов.

— Доктор Коппел?

— Единственный совет, который я могу вам дать, доктор, — наконец сказала она, — бегите от Теда Уэтмора как от чумы.

— У вас с ним проблемы?

— Я никогда не встречалась с ним, доктор. И намерена продолжать в том же духе. — Она разъединилась.

Тогда я написал ей письмо, которое вернулось непрочитанным. Дело об опеке тянулось до тех пор, пока у Уэтморов не кончились деньги и их адвокаты не бросили это занятие. Судья последовал моим рекомендациям: прежде чем решать вопрос о совместной опеке, обоим родителям требовалось пройти специальное обучение по воспитанию детей. В любом случае еженедельные двухсотмильные переезды туда и обратно были не в интересах ребенка. Когда судья спросил, не хотел бы я выступить в роли педагога для этих родителей, я ответил, что готов представить список кандидатур на данную вакансию, и сразу стал вспоминать тех своих коллег, кто в последнее время мне более всех досаждал.

Через три месяца и Тереза, и Теддеус Уэтмор подали в коллегию психологов штата жалобы на мое неэтичное поведение. Потребовалось немало времени, чтобы отмыться, но в конечном итоге обвинения с меня были сняты как необоснованные. Вскоре после этого доктор Мэри Лу Коппел, казалось, оккупировала все мыслимые радиопередачи.

Специалист по семейным отношениям.

Майло прикончил свой сандвич.

— Похоже, милейшая особа. Что в ней интересует СМИ?

— Что Коппел захочет, то журналистов и интересует.

Она действительно специалист или самозванка?

— Постановщикам на это наплевать. Если ты говоришь, что ты специалист, то так тому и быть. Полагаю, Коппел наняла журналиста и купила себе какое-нибудь маленькое шоу, которое подпитывало ее практику. А вот теперь раскрутилась вовсю.

Майло покачал головой.

— Такой молодой, и уже настолько циничен. — Он собрал соус с тарелки куском булки от сандвича и проглотил это месиво.

— Тут встает вопрос: является ли Коппел квалифицированным нейропсихологом? А ведь именно такой специалист был нужен Гэвину, по крайней мере сразу после аварии. Тот, кто мог бы понять, что на самом деле происходит с мозгом этого парня, и дать соответствующие медицинские рекомендации.

— Невропатолог Гэвина сказал, что не обнаружил у него отклонений.

— Вот именно. Тут нужен нейропсихолог. Если бы мне пришлось держать пари, то я сказал бы, что Коппел ничего не смыслит в нейропсихологии. Это узкая область, которая требует специальной подготовки. Большинство людей, занимающихся нейропсихологией, не становятся автоматически психотерапевтами и наоборот.

— Клэр Арджент разбиралась в этом, правильно?

Доктор Клэр Арджент стала одной из многочисленных жертв урода, за которым мы охотились пару лет назад. Тихая женщина, окутанная секретами, была обнаружена расчлененной в багажнике собственной машины.

— Разбиралась, — отозвался я.

Глубоко вздохнув, он закрыл глаза и помассировал веки.

— Говоришь, Коппел могла неправильно обращаться с Гэвином?

— О, я ошибаюсь, и с ним поработали самым тщательным образом!

— Я вот думаю, что все же неплохо было бы поговорить с Коппел. Гэвин мог упомянуть в беседе с ней о своем знакомстве с каким-нибудь плохим парнем. Даже если Гэвин окажется не основной жертвой, быть может, он рассказал о блондинке своему психотерапевту.

— Постарайся дышать полной грудью, когда будешь пытаться до нее добраться. Учитывая, что Коппел на виду, я не могу даже представить, что она пожелает быть каким-то образом связанной с убийством своего пациента.

— У меня есть письменное согласие родителей Гэвина.

— Это не обязывает ее говорить. Она может быть очень избирательной в беседе с тобой. Если вообще скажет хоть что-нибудь.

— Тебе она по-настоящему не нравится.

— Она мешала моей работе, когда ничто не вынуждало ее это делать. Речь шла о благополучии ребенка, а Коппел это не волновало.