Пейшенс встала за своим стулом.

— Чья очередь произносить молитву? Эмми?

— Да, моя. Господи, благодарим тебя за хлеб наш насущный, — протараторила Эмми.

— Аминь, — сказали остальные.

— Берите сыр и хлеб, — непринужденно предложила Джеймсу Пейшенс, ставя перед ним тарелку. Спагетти пахли божественно.

Он достал ломоть пшеничного хлеба из большой плетеной корзины в центре стола, посыпал спагетти тертым сыром и взял вилку и ложку. Ему часто приходилось есть итальянские блюда, и он принялся сноровисто наматывать макароны на вилку. Эмми с восхищением смотрела, как он подносит аккуратные спирали ко рту.

— Как это у вас получается? У меня все время падает.

Все посмотрели на Джеймса, и он покраснел.

— Вот так, — сказал он, показывая Эмми, как отделить несколько макаронин, а потом намотать их на вилку. — Попробуй.

Она медленно повторила его движения, высунув от усердия розовый язычок. Пунцовая от гордости, она понесла вилку ко рту, и тут спагетти снова плюхнулись на тарелку. Все рассмеялись.

— Они такие скользкие, — поспешил утешить Джеймс, видя, как у девочки задрожали губы. Маленькие дети так чувствительны к насмешке.

— Как розовые черви, — добавил Томас. — Смотри, Эм, шевелятся! Сейчас заползут под одежду. — Он махнул длинной макарониной в сторону сестры, и та пронзительно завизжала.

— Прекрати, Том. — Пейшенс подошла к Эмми и нарезала спагетти в ее тарелке на короткие кусочки. — Можешь есть ложкой, Эм.

Дело у Эмми пошло гораздо быстрее, и скоро уже все ели молча, наклонившись над тарелками.

Джеймс наслаждался едой. Даже Инид не смогла бы приготовить вкуснее. Простые блюда требуют безупречного приготовления, и это был как раз тот случай. Пейшенс оказалась очень хорошим поваром.

— Вина? — спросила Пейшенс, предлагая Джеймсу большой фарфоровый кувшин.

— А-а… э-э… спасибо. — Он с некоторым подозрением отнесся к содержимому кувшина. Наверняка нечто дешевое и кислое, более походящее на уксус, чем на вино, но приходилось соглашаться либо пить вместе с детьми стоящие на столе воду или молоко.

Пейшенс налила вина в стакан, и Джеймс сделал осторожный глоток. Что ж, простое, но не кислое, с деревенским вкусом, подходящим к овощам в соусе. Он сделал еще глоток. Да, вино довольно приятное. Как-то он провел месяц, путешествуя по Италии, и именно такое вино ставили на стол летом в глухих итальянских деревушках. У него остались счастливые воспоминания об увитых виноградом тратториях, где он запивал спагетти местным вином.

Он доел и удовлетворенно вздохнул. Пустую тарелку тут же унесли. И это весь ужин? Он искоса глянул на Пейшенс, которая, похоже, умела читать мысли.

— Теперь сливы и заварной крем, — сказала она. — Сливы из нашего сада, я сама их консервировала прошлой осенью. Не очень крупные, но душистые. Мы стараемся выращивать как можно больше фруктов и овощей.

— Да, я видел огород во время экскурсии по саду. — Джеймс огляделся: их никто не слушал, все разговаривали между собой. — Так когда же я ее увижу? Где?

— Где ваша мать? — Да, она определенно умела читать мысли. Он кивнул, надеясь, что и Пейшенс будет говорить вполголоса.

Ему вовсе не хотелось посвящать окружающих в тему беседы, хотя они и так знали, зачем он здесь, — даже дети, которые, похоже, были в курсе всего происходящего в доме.

— Она наверху, — тихо сказала Пейшенс, — ей сегодня нездоровится. Иногда она спускается вниз на несколько часов. Я сама ее уговариваю. Мне кажется, общение с людьми идет ей на пользу. Она потом всегда выглядит веселее. Но сегодня ей это не по силам. Она знала, что я попытаюсь привезти вас, и так разволновалась, что я не разрешила ей вставать с постели. Я отведу вас к ней после ужина.

Он не хотел видеться с матерью. Он глядел в пустоту и чувствовал, как бушует в груди гнев. Джеймс вдруг испугался, что потеряет контроль над собой и устроит дурацкую сцену. Еще в очень раннем возрасте он научился скрывать свои чувства, не показывать другим, что происходит внутри. Мысль взорваться при людях была для него кошмаром. Он не мог этого допустить, особенно под ясным, пристальным взглядом этой девушки. Не хватало еще, чтобы ей было стыдно за него. Он содрогнулся.

Несколько старушек убирали со стола, унося на кухню пустые тарелки, потом они принесли целую лохань слив в сиропе. Сплошной сахар, с тоской подумал Джеймс, море калорий. О количестве калорий в заварном креме лучше было и не думать. Обычно он ел фрукты свежие и низкокалорийные. Не хочет он ни слив, ни крема!

Дети расставляли блюдечки. Он хотел сказать, что ему не нужно, но было поздно.

— Берите, — предложила Пейшенс.

— Спасибо, но я, пожалуй, не буду.

— Вы только попробуйте, очень вкусно.

Он не мог спорить с этим доводом — нервы и без того расползлись, как муравьи на тропинке. Он вежливо взял несколько слив и добавил капельку желтого крема — слишком сладкого и вредного для здоровья.

Эмми шепнула ему на ухо:

— Иногда дают мороженое, но сегодня не день мороженого.

— Жаль. Я люблю мороженое.

— Я тоже, — вздохнула девочка.

Джеймс почувствовал, как что-то внутри шевельнулось. Тепло, которого он не знал в себе раньше, нежность, чувство родства, будто это его собственный ребенок. Абсурд! Он ее никогда больше не увидит. Пара часов знакомства, а ему почему-то кажется, что, если он не увидит больше эту девочку, чего-то в его жизни будет недоставать. Он наблюдал, как малышка возит ложечкой по блюдцу.

— Ты любишь сливы? — прошептал он.

Она скорчила рожицу, украдкой оглянувшись на Пейшенс, которая, забыв о них, разговаривала через стол с Тоби.

— Это лучше, чем чернослив.

— Ненамного, — сморщил нос Джеймс. Эмми хихикнула.

— Правда же? Только, если ничего не съесть, Пейшенс будет сердиться. — Она посмотрела, как Джеймс ест свои сливы. — Можешь взять мои, если хочешь, — великодушно предложила она, торопливо подсовывая свое блюдце, пока не видит Пейшенс.

Джеймс съел все, не сказав ни слова, он съел бы и что-нибудь похуже, лишь бы заслужить благодарную улыбку Эмми. Томас и Тоби подмигнули ему через стол. Он подмигнул в ответ и почувствовал, что Пейшенс смотрит на него с подозрением.

— Что у вас там происходит?

Джеймс повернулся, надменно приподняв бровь.

— Прошу прощения?

— Хмм, — сказала она, вставая. — Нечего меня дурачить. — Но не стала развивать тему. — Пойдемте, отнесем кофе наверх. Мальчики, домашнее задание. Эмми, ты научилась писать слова?

Эмми кивнула.

— Тоби, заставь ее написать все при тебе. После этого полчаса телевизора, потом умывайтесь и — спать. Я попозже проверю.