– Я думал, ты спишь, – сказал Дима. – Появилось пустяковое дело, скоро вернусь. Но ты меня не жди. Ложись.

– Я все-таки дождусь тебя, – Галя положила руки на плечи Димы и поцеловала его в щеку и в подбородок. – Не спрашивать, куда ты собрался? Или все-таки поинтересоваться?

Радченко врал легко и был готов к любому вопросу.

– Ответ тебя разочарует. В деле, которым я занят, нет ни роковых женщин, ни опасности, ни риска. Даже банальной интриги нет. Сплошная рутина и бумажная пыль. Сутяжный спор двух бизнесменов, которые делят, но не могут поделить бизнес. Несколько общих бензоколонок.

– До утра бензоколонки не подождут?

– Чем раньше закончу эту бодягу, тем скорее получу отпуск, и мы на две недели улетим в теплые края.

– Тогда езжай на машине. Ночью носиться на мотоцикле…

– На машине ездит тот, у кого нет мотоцикла, – упрямо покачал головой Дима.

Через пару минут он вывел из гаража черный «Харлей», переключил передачу и рванул с места. Через полчаса тормознул возле пивной «Раритет», установил мотоцикл на подставку и, сдернув с головы промокшую бандану, взобрался на высокое крыльцо. В заведении собирались байкеры, их подруги и все те, кто неравнодушен к жизни на двух колесах.

Бармен Борис Иванович, для своих просто Бор, высокий мужчина с длинными седыми волосами, выглядел усталым. Он сдвинул ковбойскую шляпу на затылок – верный признак, что посетителей сегодня больше, чем обычно, а работы до утра будет много.

– Чего тебе? – спросил Бор вместо приветствия.

– Чего покрепче, на твое усмотрение, – ответил Радченко.

До появления Лайзы и Стива Дима успел многое. У барной стойки он влил в себя две порции водки с лимонным соком. За столиком в углу добавил пару кружек красного ирландского пива и съел куриную грудку под томатным соусом.

Лайза и Стив появились в сопровождении адвоката Ильи Земского, унылого парня с портфелем из свиной кожи, распухшим до невероятных размеров.

Стив опустился на стул у окна, вытянул ноги и задал Диме несколько вопросов о судьбе Джейн. Ничего вразумительного Радченко ответить не смог, он подозвал официантку в короткой кожаной юбке и прозрачной рубашке, завязанной узлом на пупке, и заказал четыре пива.

– Плохие новости, – начала Лайза. – Колю, мальчика, которого мы хотели усыновить, позавчера вдруг увезли из детского дома. Еще с ним было трое ребят. Сказали, что в областной центр на медицинское обследование. В тот же день обратно вернулись только три ребенка, а Колю оставили в какой-то амбулатории. Утром мы выехали на место вместе с адвокатом, – она кивнула на Земского. – В детском доме нам разрешили поговорить с какой-то воспитательницей, директор к нам не вышел. А та женщина толком ничего не знает.

– Удалось выяснить, куда увезли мальчика? – спросил Радченко.

– Вот адрес. – Земский держал в руке мятый листок. – Онкологическое отделение областной больницы. Я звонил туда. Есть подозрение, будто у него опухоль мозга. Врач сказал, что мальчика задержат там на неделю. Если все будет нормально, привезут обратно в интернат.

– Вот видите, нет причин для беспокойства, – Радченко через силу улыбнулся. Он чувствовал, что тревога за судьбу ребенка передалась и ему. – Просто медицинское обследование.

– Мы думали, ты сможешь помочь, – процедил Стив. – Мы не слишком богатые люди, но готовы потратить деньги, что скопили на старость, лишь бы усыновить мальчика. Он любит нас. А мы любим его. Помоги…

– Хорошо, – кивнул Дима. – Постараюсь что-нибудь придумать.

Он подумал, что ехать в Калугу следует прямо сейчас. Ранним утром он будет в городе, а в первой половине дня, если повезет, закруглит все дела. И вернется назад.

Квартира отставного майора милиции Владимира Шаталова пропахла табачным дымом. По случаю прихода Девяткина хозяин надел форменную рубашку, вытащил из металлического шкафа, где хранил охотничье ружье, бутылку коньяка трехлетней выдержки. По дороге Девяткин купил кое-какой закуски, прихватил бутылку «Мартеля» и теперь сидел в старом неудобном кресле, ощущая мягким местом выпирающие наружу пружины.

– Поначалу я решил, что похищение Майси раскрутим быстро, – сказал Девяткин. – Свидетели составили композиционный портрет одного из похитителей, которого хорошо рассмотрели. А затем узнали его на фотографиях в одном из альбомов. По всему выходило, что это некий Сотников, он же Сотник. Опасный тип. Но на этот раз оба свидетеля ошиблись. Сотников отбывает срок в колонии строгого режима под Владимиром. Мы направили запрос в ГУФСИН и Министерство юстиции и получили ответы. Ошибка исключена – Сотников мотает срок, и сидеть ему еще три года. Свидетели ошиблись, потому что внешность у него такая… Ну, похож на одного иностранного актера.

– Бывает, – кивнул хозяин дома.

– Потом бесследно пропал один из трех свидетелей, бывший милиционер. Сел в машину и укатил в неизвестном направлении. Объявили в розыск. Но результатов никаких. Вот начальник следственного управления и сказал: «Если у нас нет ничего, может, Шаталов что-нибудь посоветует?»

– Последние десять лет службы, до самого ухода на пенсию, я занимался только экстрасенсами. Да, о них вспоминают, когда у следствия нет ни доказательной базы, ни свидетелей. Ни хрена нет. – Дядя Вова расстелил на столе скатерть. – А из московской мэрии или, бери выше, администрации президента звонят большие начальники. Почему дело, о котором все газеты пишут, до сих пор не раскрыто? Такие, брат, дела… Когда похитили американку?

– Третья неделя пошла. Главное – бандиты не проявились, не выдвинули никаких требований.

– Третья неделя? Это долго. Значит, бабу уже убили.

– Не думаю, – ответил Девяткин. – Действовали профессионалы. Пустили нас по ложному следу, выиграв время, а сами спокойно замели следы и скрылись. Не для того они пошли на делюгу, чтобы замочить иностранку.

– Есть несколько экстрасенсов, которые сейчас сотрудничают с полицией на постоянной основе. Ну, до того как у меня начались неприятности с сердцем, я работал с некоей Антониной Беловой. Скажу так: она сегодня – лучшая.

Мы вышли на нее случайно. Бывший муж Антонины устраивал ей что-то вроде концертов в клубах. Она там угадывала числа, которые на бумажках пишут зрители в зале, искала потерянные вещи и всякое такое. Про Белову пронюхали на центральном телевидении и решили сделать про нее большую передачу для Первого канала. Уже отсняли кое-что, фрагменты концертов, интервью, еще кое-какой материал.

– Телевидение – это к неприятностям, – поморщился Девяткин, – по себе знаю.

– Вот и я про то. – Дядя Вова вытащил из серванта посуду. – Если бы передача вышла в эфир, в течение одного вечера Белова стала бы известна на всю страну. И, разумеется, фантастически разбогатела бы. К ней на прием записывались бы на год вперед. Люди последнее с себя продали бы, чтобы узнать, где их потерявшиеся дети. Но мы сумели остановить все это. Лично я ездил в Останкино. Я не мог сказать этим господам с телевидения: если ее покажут, Белова будет навсегда потеряна для милиции. Человек, которого знает полстраны, к нашей работе непригоден. Вместо этого сказал, что к Беловой есть серьезные претензии по милицейской линии, она воровка и мошенница. Возбуждено уголовное дело, дамочка скоро предстанет перед судом, а потом отправится в места не столь отдаленные. Я даже выложил на стол уголовное дело, которое по моей просьбе сварганили ребята из оперативно-розыскного отдела.