В хранительнице музея жила вера в магические свойства украшения, что оно способно защитить своего обладателя. Лично Наима носила на груди цепочку из каменных бусин.

Она вернулась и протянула Вадиму тунисский паспорт на имя Ришара Неру. Он положил его во внутренний карман пиджака и неосторожно обронил:

– Я закрываю счет...

Мысленно рисуя себе драгоценные украшения, изделия из серебра и золота, Мартьянов в этот момент был далек от реальности и утратил контроль над собой.

Наима напряглась. Закрыть счет на любом языке мира означало снять все деньги, не оставив ничего.

«Закрыть счет» Вадима Мартьянова означало, что он намерен забрать все предметы коллекции, не оставив ни одного предмета, которыми раньше любовалась Наима.

У бывшего директора музея накопился ряд вопросов, ответов на которые она не рассчитывала услышать от Вадима лично.

Что случилось с вашей страной? Почему рухнула великая империя? И в свете того постулата, на котором строился план Мартьянова (даже ничтожная часть системы может развалить саму систему), ничего сверхъестественного в развале Советского Союза не было («Уж лучше бы они, как и мы, приняли либеральную модель государственного устройства», – как-то раз подумала Наима, считавшая себя, однако, убежденной коммунисткой).

Рухнула одна система, но на ней, как на идеологии, к примеру, нового государства не построишь. Нужна другая модель – нулевой уровень, ground zero, модель вселенной, по сути, которая родилась из ничего; это в том случае, если отбросить истину: вначале было слово.

Вчера вечером Наима по своим каналам получила информацию: начальник ГРУ был отстранен от должности; другой источник утверждал, что Директор был найден мертвым в своем кабинете. Наиму мороз пробрал. Ведь у нее накануне этого трагического события состоялся телефонный разговор с Директором...

И только сейчас, глядя на Вадима по-новому, в свете свежей информации, Наима подумала: «Крысы побежали с тонущих кораблей». Она отчетливо представила огромный красавец-лайнер «СССР» и непотопляемый, казалось бы, флагман под названием «Аквариум».

Но все эти умственные выкладки, побудившие ее к действию, были ничем по сравнению с устной и конкретной директивой: никто, кроме человека, назвавшегося хранителю Директором, не мог забрать все ценности сразу. И Наима напрасно терпеливо дожидалась от Вадима одного-единственного слова. Наконец она спросила:

– Ты от Директора?

– К чему этот вопрос? Ты же знаешь ответ: да.

«К счастью или несчастью, да».

И снова она мысленно повторила: «Крысы побежали с тонущих кораблей».

– Пойдем со мной, Вадим.

«В закрома», – улыбнулся гость своей фирменной, скупой улыбкой.

В мыслях своих Вадим часто стремился сюда. Его мысли были похожи на светлячков и вели его, освещая путь, по этому узкому коридору, по крутой и каменной, и тоже узкой, лестнице, заглядывали в каждую замочную скважину. Ни одного современного замка, ни одного! – каждый раз удивлялся Мартьянов. Ни один провод от сигнализации не обезобразил сводчатые потолки, остались только старые, витые на изоляторах.

Эта комната, через порог которой перешагнули Наима и Вадим, называлась «русским запасником», и она, конечно, оправдывала только вторую часть названия. Вадим не раз и не два мысленно складывал в саквояж самые ценные экспонаты и каждый оборачивал бумагой; и кожаная дорожная сумка всегда закрывалась, о чем свидетельствовал щелчок замка, а потом – и поворот маленького ключика. Все – сумка полна. Но очень тяжела.

Картины. Всего их в запаснике было шесть, он выбрал три. Все они были подвержены естественному старению. В первую очередь почти полностью потеряли грунт, и эта проблема для Мартьянова превратилась в благоприятное стечение обстоятельств. Он разложил на краю стола нехитрый инструмент: нож с множеством лезвий, губку, пузырек с водой, маленькие кусачки, пинцет, кальку... Работу начал с «Екатерины Арагонской». Освободив раму из подрамника, он внимательно осмотрел картину с обратной стороны. Так и есть, ничего не изменилось (да и не могло измениться) за девять лет, когда он впервые досконально изучал картины в хранилище; уже в ту пору в его голове начала вызревать система похищения предметов коллекции.

Да, ничего не изменилось: холст потерял связь с грунтом настолько, что легко поддастся удалению. Вадим при помощи ножа приподнял из-под низу медную шляпку первого гвоздя, и она отлетела – как канцелярская кнопка. Только пара гвоздей сидела в подрамнике так крепко, что Вадиму пришлось с ними повозиться. Он начал отделять бесценный холст с верхнего угла, затем освободил нижний. Верхний слой грунтовки осыпался, и Вадим, не опасаясь повредить краску, свернул полотно в рулон. Внутри него бушевал ураган чувств, но лицо не выражало ничего; он походил на обойщика с куском обивочной ткани.

К первой раме вскоре присоединилась вторая – из-под «Вазы с опавшими цветами» Поля Сезанна. Короткий осмотр, и Вадим вынес приговор и этой картине: частично потерянная связь грунта с холстом и незначительное его провисание (на этом подрамнике не было клинышков для подтягивания холста), загрязнение лаковой пленки, исхудавшие и порванные крепежными гвоздями кромки. Затруднения начались с углов, и Вадиму пришлось намочить эти проблемные участки влажной губкой. Вода размягчила клейкий грунт, и холст легко отделился. Вадим справился с этой картиной всего за десять минут.

Следующая – «Пьяная женщина» Эдуарда Мане. Она порадовала Мартьянова, как и «Екатерина» Зиттова, осыпавшейся грунтовкой. Так что он свернул полотно все так же без опаски повредить красочный слой. А его потери оказалась мелкими: легкие, почти не заметные глазу потертости в нижней части.

А теперь пора не в мыслях, а в реальности уложить в саквояж бесценные сокровища. Последней в нем заняла место древнеегипетская пектораль, оценить которую не смог бы даже лучший в мире оценщик. Эта вещь снова надолго займет место в частном музее. Шейх Абдалла уже дал согласие приобрести богиню-птицу «на любых условиях и за любые деньги». Тот же шейх наверняка прикупит к пекторали еще что-нибудь для своих жен. Он мог бы приобрести всю коллекцию. Но продавать все в одни руки было так же опасно, как забирать все из хранилища.

Эта острая мысль полоснула Вадима только сейчас, когда он буквально познал истину в сравнении. Он нахмурился, надевая резинку на рулон с картинами, и привел пронзившую его мысль в божеский вид: закрывать счет – смертельно опасно. И зачем он сказал эти слова?

Наима спросила его: «Ты от Директора?» – и этот вопрос вызвал в груди Вадима легкое беспокойство, это не считая недоумения: от кого же еще он мог прийти? А если бы беспокойство было сильным, непреодолимым, если бы опасность дышала на него, что тогда? Отказался бы он от намеченного плана? Нет, так вопрос не стоял. По-другому: отказался бы он от перспективы стать богатым и важным, стать по-настоящему независимым? Он сравнил себя с цепным псом, для которого окружающий мир был равен длине его цепи, – для Вадима было жизненно важно разорвать эту цепь и пойти туда, куда манили его внешние чувства. Каждый стремится попасть в рай. Никто не хочет попасть в ад. Нет, немного по-другому: никто не упустит шанс вырваться из ада.