— И Толстый Бэзил голодал вместе с ними.

— Захватчики нашли его, когда он пел умирающему ребенку, и притащили в занятый ими дворец. Ему пришлось развлекать их, а они бросали ему объедки, доедать которые считали ниже своего достоинства. Он ел ровно столько, чтобы не помереть с голоду, а остатки тайком уносил в город. К тому времени, когда захватчиков выдворили из города, от него осталась одна тень. Он бродил по городу, разыскивал тех, кто выжил, и помогал им. С тех пор он так и живет здесь, а мы по-прежнему называем его Толстым Бэзилом. Это почетное прозвище.

Она задумчиво глядела в окно, опираясь на локоть, капли слез поблескивали на ее щеках в лунном свете.

— Я не слышала об этом раньше, — прошептала она. — Эти норманны… они пришли с Сицилии?

— Кажется, оттуда.

— Ты знаешь, что я тоже сицилийка.

— Да, моя праведная Мессалина. Я знаю.

— Значит, в этом виноваты мои соотечественники.

Я отрицательно покачал головой.

— Они уже не твои соотечественники. Ты теперь принадлежишь к иному роду-племени. К тайному клану шутов.

Утром мы обнялись на прощание с гостеприимным хозяином и отправились дальше. Копыта наших скакунов продолжали цокать по выщербленным камням Эгнациевой дороги еще две недели, потом Фессалия сменилась Фракией, и нам пришлось слегка отклониться к северу, следуя береговой линии Эгейского моря.

На этом этапе путешествия я поведал Виоле все, что знал сам об ожидавшем нас великом городе. О его населении, правителях, их союзниках и противниках. О трактирах с отличной кухней, о том, какой линии придерживаться в спорах и когда лучше вообще не ввязываться в них.

Говоря о шутах, живших в Константинополе, я рассказал, где они обычно селились, где работали, и мы обсудили, какие пристрастия могли заманить их в ловушку.

— А с Талией, похоже, тебя связывали особенно теплые отношения? — в какой-то момент спросила Виола, поддразнивая меня.

— Голубка моя, очередные откровения ждут тебя в первую нашу годовщину, — уклонился я от ответа.

— Это не относится к тем секретам, которые мне положено знать, — возразила она. — А судя по твоей реакции, я бы сказала, что это и вовсе не секрет. Тебе нет нужды скромничать передо мной, Фесте. Мы не были краснеющими девственниками, когда вступили в брак.

— Логично.

— Расскажи мне побольше о братьях-карликах. Они сами решили стать шутами или гильдия специально подбирает себе таких смешных человечков?

Удивительно, как она умудрялась выбирать самые щекотливые вопросы.

— Это сложный и спорный вопрос, — признал я. — Даже весьма неприятный. Издавна известно, что этому маленькому народцу не дают жить спокойно, их специально выискивают, забирают из их деревень и увозят из родных домов единственно для забавы правителей и их детей. Когда в гильдию сообщают о таких людях, мы стараемся привлечь их на свою сторону до того, как это произойдет, и даем им необходимое воспитание.

— Необходимое для того, чтобы они служили гильдии?

— Да, и необходимое для того, чтобы они смогли выжить. С карликами обходятся очень жестоко. Их обряжают как обезьян, сажают на привязь, отдают в качестве игрушек капризным деткам, заковывают в ошейники, от которых потом не избавишься.

Виола задумчиво помолчала.

— Мне кажется, что вы не лучше других, если используете карликов для целей, выгодных гильдии.

— Может, и так. Однако у нас есть одно оправдание. Мы обходимся с ними по-человечески, как с полноправными членами гильдии. Ты же понимаешь, моя госпожа, что гильдия использует всех нас в своих целях, и карликов в той же мере. Кстати, многие из них в результате живут припеваючи. Жил у нас когда-то один карлик по имени Скарлетт… хотя это долгая история, лучше оставим ее до другого раза. Близнецы Нико и Пико попали к нам совсем маленькими. После обучения нам удалось пристроить их в Константинополь. Они стали великолепной парой, преуспевшей как в акробатических номерах, так и в разговорно-музыкальных жанрах. И умудрились пережить несколько внезапных смен императоров, продолжая успешно служить целям гильдии.

— Полагаю, самозащита не относилась к числу их достоинств.

— Ты ошибаешься. Нико превосходно владел ножом, а Пико отлично разбирался в ядах. Должно быть, их захватили врасплох в собственном доме.

— Они, наверное, действительно преуспевали, если имели собственный дом.

— Ты все поймешь, когда увидишь сама.

Мы поднялись на вершину холма, и Виола, ахнув, перевела лошадь на шаг.

— Это они? — удивленно воскликнула она. — Это стены Константинополя?

— Ни малейшего сходства, — ответил я.

— Но эти стены… такие мощные.

— Сущая безделица, детские кубики в сравнении со столичными городскими стенами. Это так называемая Большая стена Анастасия. Смотрится внушительно, однако ее не раз пробивали. До Константинополя нам еще два дня езды.

Анастасийская стена, разумеется, охранялась, и в тот вечер нашими зрителями были в основном солдаты. Клавдий также участвовал в представлении, играя традиционную для ученика роль бестолкового и неуклюжего парня. Виола очень комично изображала хвастливого молчуна с оскорбленным чувством собственного достоинства, особенно смешно проявлявшимся, когда я начинал подшучивать и издеваться над ним, не дергая, конечно, за бороду, чтобы сохранить маскировку.

И к тому же мы удачно использовали ее истинную натуру: ворчливый и неуклюжий бородач, незаметно стащив у меня лютню, вдруг выдал чистейшее сопрано, поразив этих грубых вояк красотой своего голоса. Никто из них и подумать не мог, что такой увалень способен издавать почти соловьиные трели, зато в конце представления наши кошельки изрядно потяжелели.

Позже мы сели поужинать в компании солдат, набранных из куман, кочевых турок, которые свободно говорили по-гречески.

— Вам повезло, что вы прибыли сегодня, — сказал один парень. — Мы только вчера разбогатели. Нам выдали наконец полугодовое жалованье. Если бы денег так и не привезли, то вы, заглянув сюда через недельку, не нашли бы за этими стенами никакой публики.

— Ну, отсутствие публики еще не самое страшное, — заметил я. — По крайней мере, тогда некому закидывать нас всякой дрянью. Но неужели вам платят так нерегулярно?

Под сетования и усмешки приятелей второй турок брякнул:

— Мы не входим в ближний круг императора.

А третий добавил:

— И поскольку не являемся ни доносчиками, ни шлюхами, то он редко вспоминает о нашем существовании.

— Не следует ли из ваших слов, что он заботится лишь о тех тварях, которые присасываются к нему, как пиявки? — съязвил я и, услышав дружный смех, отложил эту остроту в копилку памяти для будущего использования в стольном городе.