У нас в руках всегда оказываются в принципе не те плечики, потому что те уже заняты одеждой. Если мы захотим повесить печальные брюки («печальные» – это те, что предназначены для таких печальных образов, как вешалка для одежды, потому что иначе они валятся с ног), то нам гарантированно не хватит третьей стороны между перекладинами равнобедренного треугольника. Если мы захотим повесить легкую летнюю рубашку, то натолкнемся на непомерно толстый деревянный треугольник – предмет, которому впору удерживать в гардеробе тяжелое суконное пальто. И наоборот, в качестве абонента для нашего громоздкого зимнего гардероба в нашем распоряжении всегда оказываются лишь тоненькие «короткоплечие» пластиковые вешалки. Это может привести к следующим психически исключительным ситуациям.

При попытке повесить на хлипкие плечики вещь из тяжелой ткани плечики ломаются пополам. Что это за дни такие (или ночи)? Что это вообще за жизнь?

В виде исключения в нашем распоряжении имеется достаточное количество вешалок. Но нет гардероба. Или он уже переполнен. Мы обвешиваем свежевыглаженной одеждой двери, окна и ключи, торчащие из замочных скважин шкафов и ящиков. Эта картина ввергает нас в депрессию. Зачем мы вообще живем?

Мы уезжаем и, естественно, не берем с собой плечики для одежды. В отеле нашего местопребывания плечиков тоже не оказывается.

Мы уезжаем и на сей раз берем с собой плечики, а чтобы сэкономить место в чемодане, одежду мы оставляем дома. В нашем отеле тоже оказываются плечики.

Мы едем в деловую и тем самым обязывающую к костюму некурортную поездку. Мы завешиваем задние окна автомобиля вешалками с одеждой. После первого же торможения, заслуживающего упоминания, один костюм валяется на полу. К чему тогда все это? Для чего костюмы? Для чего наглаженные стрелки на брюках? Для чего все эти деловые встречи?

Мы идем от машины в комнату отеля. В левой руке дорожная сумка, в правой костюм на плечиках. Медленно и незаметно брюки под пиджаком сползают с вешалки. Только в комнате мы замечаем, что не хватает кое-чего неизмятого. Мы начинаем искать и обнаруживаем брюки на улице в грязи. Мы просим дежурную на рецепции соединить нас с шефом фирмы. Мы извещаем его о своем увольнении с должности. Мы уезжаем. Мы берем только паспорт, деньги и три спортивных костюма. Мы навсегда вычеркиваем из своей памяти вешалки для одежды…

Но однажды, да, однажды, один-единственный раз вешалка для одежды действительно пригодилась мне. Эту историю я с удовольствием расскажу вам напоследок. Это произошло, когда мой первый автомобиль, «Фольксваген-1600», как всегда сломанный, был готов к поездке в ближайшую автомастерскую, но я не мог сесть за руль, потому что дверцы заблокировались, а единственный ключ, какой у меня был, торчал в замке зажигания. Тогда меня выручил Вилли (или то был Ганс?), который всегда хорошо относился и ко мне, и к моей развалюхе. Он сказал: «Тащи сюда стамеску и вешалку для одежды!» Это звучало нелогично, но мне понравилось. Вилли (или Ганс) имел в виду, конечно, классический вариант вешалки: ту серебристо-серую проволочную, какие обычно подбрасывают в химчистке. Иногда они бывают покрыты тонким слоем нейлона, и на них висит бессовестно дорого почищенная ткань, как будто после каждой чистки тебе предстоит свадьба.

Я взял дома стамеску и такую вешалку. Вилли (или Ганс) сдавил один ее конец, согнул ее в карикатурное подобие клюшки для гольфа, слишком крохотной для удара по мячу. Я отогнул стамеской дверцу машины, невзирая на возникшие при этом повреждения обшивки. Вилли (или Ганс) просунул внутрь порабощенную вешалку, подцепил ею черную дверную кнопку и привел рычаг в действие. Кнопка выпрыгнула, дверца открылась. Погнутая вешалка стала героем дня. Мы славили ее до утра. И Ганс (или Вилли) тоже к нам присоединился.

Вот какой рациональной могла быть вешалка, если бы хотела! Но она не хотела, и она по-прежнему не хочет. Расплата за это когда-нибудь наступит. В остальном я считаю, что мы должны пореже носить костюмы. Ведь не хотим же мы заменить им одежную вешалку.

Когда я занимал должность председателя «Клуба любителей ограниченного по времени срока полной поставки заказанной мебели» (КЛОВСППЗМ), в мои руки попала анкета с вопросами из клиентского отдела фирмы Х., сопровождаемая следующей просьбой: «Мы хотели бы знать, остались ли вы довольны нами и как вы оцениваете наш мебельный дом, наши предложения и исполнение вашего заказа». Я позволил себе ответить на вопросы, исходя из своего личного опыта. Вот пара выбранных мест.

1. Довольны ли вы нашей поставкой? – НЕТ.

2. Остались ли какие-либо заказы невыполненными, есть ли у вас претензии? – ДА.

3. Были ли соблюдены сроки поставки? – НЕТ.

4. Будете ли вы в следующий раз покупать что-либо у нас? – НЕТ.

5. Что именно вам не понравилось и что бы вы улучшили, если бы были директором нашей фирмы? – МЫ С МАРТА 2001 ГОДА ЖДЕМ ДОУКОМПЛЕКТОВАНИЯ НАШЕЙ ГОСТИНОЙ.

6. Не хотите ли вы, чтобы вам позвонили из нашего сервисного отдела? – НЕТ. ХОЧУ ТОЛЬКО ЯЩИКИ ДЛЯ КНИЖНОГО СТЕЛЛАЖА.

Это подействовало. Несколько дней спустя пришел ответ. Ящики будут поставлены уже в марте. К сожалению, не указали, какого года.

В ресторанном зале не подслушивают, о чем шепчутся за соседним столом. Нет, так не делают. Правда, в таких случаях по тону сразу понимаешь, о чем идет речь, хоть и знаешь, что как раз это тебя совершенно не касается. Он имеет право уверять в своей любви кого угодно и как угодно. Он имеет право совать свои руки (да, где мы живем, вообще!) куда угодно (разве что она не захочет – возможно, потому, что боится щекотки в коленках, но тогда ведь она сама отодвинется). Поэтому тебе совсем не должно бросаться в глаза, что он годится ей самое меньшее в отцы. И тебе совсем нельзя замечать, что он всякий раз, когда в ресторан входит новый посетитель, косится на дверь, как будто боится, что вошедшая женщина, годящаяся его спутнице в матери, направится прямиком к ним.

Но вот происходит, допустим, следующее: его мобильник заводит марш Радецкого. Он молниеносно отдергивает руку от ее ноги. Его голос становится громким и деловым. С короткими интервалами он сообщает: «На работе». «Чуть позже обязательно». «Пока не знаю». И: «Да, спасибо, я подогрею себе». А вот теперь, когда он будет пугливо озираться в поисках бреши (не просочилось ли?) – теперь-то можно себе позволить коротко взглянуть на него и на пару миллиметров приподнять правую бровь?

Самый лучший способ объяснить что-нибудь, не поддающееся объяснению, – это сослаться на то, что явление тут чисто психологическое. Например, тем, что истекший год был психологически неудачным, мы обязаны экономике. Тут пессимисты были слишком близки к реальности, а оптимисты притихли. А с хорошими экономическими показателями, как известно, достаточно лишь договориться, и они станут вдвое лучше, чем были бы без правильного подхода. За исключением того случая, когда они все равно останутся плохими. Тогда они сразу становятся вдвое хуже, чем мы боялись изначально. И именно это и происходит.