Вот взять погоду. Она становится хуже с каждым годом. Знаете, почему?

Пси-хо-ло-гия! Ибо это не погода становится хуже, а мы становимся старше, а погода-то остается прежней. Но мы привыкли, что мир вокруг нас должен становиться лучше, и только в этом случае мы воспринимаем его так, будто все идет своим чередом. Эталон счастья двадцатилетней давности: лыжная хижина в горах без электричества, кроватей на всех не хватает (женщины без постоянных партнеров). Эталон счастья сегодня: восьмизвездный отель с кухней в шесть поваров по цене, втрое меньшей, чем позволяет ваша должность, приличия и благосостояние.

Хорошая зимняя погода двадцатилетней давности: зимняя. Плохая зимняя погода сегодня: зимняя. А все дело в психологии!

В пятницу (когда вы, возможно, были еще в отпуске и наверняка еще не тратили силы на то, чтобы разобраться с нынешними проблемами), в пятницу мы утверждали: то, что плохо поддается объяснению, чаще всего связано с психологией. Например, плохая экономика и паршивая погода.

Правда, в психологически низшей точке мы очутились (сообща) только сегодня. Поскольку этот понедельник: а) первый рабочий день года и поэтому, собственно, тяжелейший день; б) первый будний день после легкомысленно растраченного, как обычное воскресенье, последнего праздничного дня; в) рождественских праздников, в которые мы спасались с плота, опрокинутого ускоренным течением года, на обломке хвойного дерева, которое Три Короля[32] вчера прибрали к рукам. И теперь нас относит течением: г) к началу вселяющего ужас сезона балов; д) с нехваткой денег в совершенно чуждой нам новой валюте; е) через серую зону зимнего туннеля, запорошенного вакханалией мороза и таяния под названием январь. И нас несет: ж) прямиком в руки масленичного фашинга[33].

P. S.: Знаете, когда наступит ближайший свободный день? Пасхальный понедельник, 1 апреля. А все из-за психологии!

Как узнать, что ты уже не так молод, как раньше? Например, по тому, что задаешься этим вопросом все чаще.

Недавно мы стояли – четверо родившихся в шестидесятые – у стойки одного приличествующего нам молодежного бара. Найти его было не так просто: возраст и посетителей, и персонала все быстрее приближается к дошкольному. (Это, кстати, тоже может служить признаком старения.)

Д. рассказывал нам, что он больше никогда не отправляется в путешествие без мягкого подголовника. Поскольку якобы во всем мире есть только эта единственная совместимая со сном смесь из мягкого, глубокого, круглого и пушистого.

Р. сообщил, что ему недавно в трамвае одна школьница хотела уступить место.

Ф. бросилось в глаза, что ему в модных магазинах после двадцати лет обращения на «вы» вдруг снова стали говорить «ты». Видимо, желая приподнять его увядшую покупательную способность.

А я рассказал, что в пятнадцать лет был страшно горд, когда мне в парикмахерской (тогда это еще называлось «у парикмахера») впервые предложили кофе. Ну вот, а недавно одна юная парикмахерша спросила меня: «Кофе?» Я: «С удовольствием». Она: «Без кофеина?» Вот тут-то я и почувствовал укол в самое сердце.

Мне не везло с первых дней нового года: я оставил в ресторане слишком много чаевых. Слишком мало – это нормально, такое часто случается. Но чтоб слишком много? Это причиняет боль в экономически тяжелые времена, подобные нынешним. Евро, скажу я вам, на редкость хитро прячет свои ослиные уши.

Представьте себе, хозяин приозерного трактира, которому вы всегда доверяли, подходит к вам после удачного ужина на две персоны и приносит счет. Достаточно умно с его стороны не класть его на стол, иначе у вас будет время прийти в себя после перестройки[34]. Нет, этого времени он вам не предоставляет, он только бросает: «С вас тридцать семь, господин» – и протягивает ладонь за деньгами. Это значит: раздумывать некогда, пересчитывать неприлично – действуйте немедленно. Что бы вы сказали? Я протягиваю первую попавшуюся в кошельке сотню и не мешкая ляпаю: «Пусть будет сорок пять!» Каких-то несчастных семи евро будет не слишком много, подумал я. Тогда. Сейчас я смотрю на это иначе.

Если я сделаю небольшую рекламу этому заведению здесь и выдам вам секрет, что хозяин трактира на Турнбергском водохранилище в Вальдфиртеле готовит самую ядреную «мельничную форель» на всем пространстве между Эльбой и Гангом, как вы думаете, при следующем посещении он вернет мне пять евро?

На прошлой неделе я рассказал вам о своей первой промашке с евро: я заплатил в ресторане 45 евро по счету в 37 евро, что соответствовало «чаевым в семь евро», как я написал.

Спасибо за бурный читательский отклик! По сути, мы ведь часто можем безнаказанно проявлять и куда большее слабоумие, но не приведи господь нам ошибиться в подсчетах! Позвольте, я расскажу вам на эту тему одну короткую историю. Ученик продавца продал в отсутствие своего хозяина игру за 30 евро троим детям, при этом каждый из троих заплатил по десять. Когда хозяин магазина вернулся, ученик гордо рассказал ему о продаже. Поскольку игра продавалась по акции и стоила всего 25 евро, хозяин поручил ученику вернуть пять евро детям. Но ученику было трудно разделить пять евро на троих. И он вернул детям только по одному евро, а остальные два оставил себе. Таким образом каждый из детей заплатил не по десять, а по девять евро. Трижды девять – 27. Если прибавить к этим 27 евро те два, что ученик утаил, получится 29.

Так. Если вы мне скажете, куда подевался тридцатый евро, тогда я признаю, что 45 минус 7 равно 38 и что я глубоко сожалею о своей ошибке.

Итак, куда подевался тридцатый евро? Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. Если коротко: трое детей купили игру за 25 евро. Каждый из них заплатил по 10 евро, то есть всего 30. Ученик продавца дал всем троим сдачу 3 евро, а 2 утаил для себя. Итого, каждый ребенок заплатил по 9 евро. Трижды девять – двадцать семь. 27 плюс 2, которые утаил ученик, равно 29. Куда подевался тридцатый евро?

Честно: ЕЩЕ НИКОГДА я не получал от вас столько писем. Может быть, нам, колумнистам, следовало бы переключится на числовые загадки?

Ну, из ста ответивших правильно никто ничего не выигрывает, ведь мы и не договаривались о выигрыше. Суть почти всех писем такова:

1. Нельзя прибавлять два евро к двадцати семи, их надо отнимать от двадцати семи. (Если вы сейчас спросите, почему, то вы необучаемы.)