Это были суетливые предновогодние дни — я ненадолго пересеклась с подругой для обмена подарками. На душе было паршиво и, расставшись с подругой, я решила пойти побродить в толпе, между рождественских стендов, разукрашенных светящимися гирляндами и пряниками в форме сердца. Там, в очереди за глинтвейном мы и встретились. После трёх кружек глинтвейна я расплакалась у него на плече о своей несчастной любви. Возможно, именно это и послужило причиной того, что Аслан взял надо мной шефство. По крайней мере, я ощущала это именно так, хотя однажды Аслан обмолвился, что считает меня похожей на него — такой же легкой на подъём, независимой одиночкой. Наслаждающейся и страдающей от своего одиночества:

— Ты такая же дурная, как и я.

Он чудовищно заблуждался. Общаться с ним на равных мне стоило гигантских душевных сил. После каждой нашей встречи я восстанавливала свое внутреннее спокойствие несколько дней. Всякий раз я чувствовала себя школьницей, которая, смущаясь и краснея, отчитывается о сделанном домашнем задании и поведении перед учителем.

Встречи всегда были недолгие — максимум час за чашкой кофе в кафе в центре города. Аслан всегда торопился на самолет или переговоры. Если честно, я вообще не понимала, зачем ему я, такая обычная. Ведь наше общение носило сугубо платонический характер и никто из нас не стремился нарушить эти границы. Зачем мне самой общаться с Асланом, я тоже не очень понимала, но всякий раз послушно ехала на встречу.

— Да не о чем рассказывать — смутилась я.

— Как ты сюда попала?! — будто не слышал Аслан.

Пришлось рассказать правду.

— Я тебя не понимаю. Кому и что ты хотела доказать этим молодым парнем. Он же тебя не любит! Да и ты его тоже. Ради себя — глупо! Ради чеченца?! Еще глупее! Ему от этого ни тепло не холодно, а ты вот в больнице оказалась, вместо того, чтобы своими делами заниматься.

— Я просто подумала, что таким образом я смогу переключиться. Я устала от борьбы за любовь, у меня нет сил, и идей, как изменить положение дел, тоже больше нет.

— За любовью не гонятся, её принимают. Ты проявляешь глупое упрямство там, где надо вспомнить о гордости и забыть.

Гордость. Что мне все ей тычут?! Чем она хороша, эта гордость?! Тем, что мы хотим, чтобы весь мир был похож на нас и требуем от других исполнения наших ожиданий?! А если те не хотят исполнять, мы гордо удаляемся — «Прощай, меня не стоит провожать»[1]. И все это именуется чувством собственного достоинства, осознанием ценности собственной личности, здоровой самооценкой и другими красивыми терминами. Алло, люди, Вы любили когда-нибудь?!

— Скажи мне как, Аслан, у меня не получается.

— Не ищи любовь извне. Ищи любовь в себе. Любовь начинается с тебя. Это закон жизни.

— Бла-бла-бла. Я знаю все эти общие слова, Как это сделать?!

— Разозлись на себя и перестань себя жалеть. Смотри, куда тебя твое упрямство завело. Как будто бы ты застряла в болоте и тебе в нём нравится. Когда ты поймешь, что эта твоя фантомная любовь тебя губит, — тогда и справишься.

И добавил, не скрывая раздражения в голосе:

— По правде, думал, ты уже давно разобралась с этим вопросом. Лето на дворе, а я эту историю аж зимой еще слышал! Еще раз говорю — думаешь, взрослый мужик воспылает к тебе любовью, всё бросит и будет вести себя как романтический юноша?! Очнись! Да если даже и так, — что невероятно и НИКОГДА не случится, — ЗАЧЕМ тебе такой проблемный мужик?!

— Я думала, с проблемами мы справимся вместе. Разве страшны проблемы, когда есть любовь?!

— Это детский сад, дорогая! Тебе сколько лет?! Прости, я сейчас жёстко с тобой разговариваю, — но я разочарован. Про любовь и поддержку может рассуждать жена, — но ты никогда ею не была. Он просто с тобой жил.

Он выдохнул и, смягчив тон, резюмировал примирительно:

— Всё, давай закончим эту беседу, мне давно пора в Домодедово. Поправляйся и проветри голову. До встречи, пока!

— Пока. Спасибо, что навестил.

Состояние вновь стало удручённым. Словно тяжёлая плита рухнула мне на грудь и давила своим весом. Зачем я общаюсь с этим ледяным человеком?! Знает ли он, что такое муки любви?!

По словам Аслана, у него была большая любовь. Однако он в один миг расстался с возлюбленной, когда, позвонив ей, в телефонной трубке услышал на заднем фоне небрежно брошенный комментарий какой-то посторонней девушки: «Что, опять твой хачик звонит?!». Аслан был оскорблен до глубины души тем, что его любимая не осекла, не возразила, не послала к чёрту высказавшуюся нахалку, а как ни в чем не бывало продолжила телефонный разговор с ним. Он не стал разбираться, кем ей приходилась та девушка — подругой ли или случайной знакомой. Он собрал свои вещи и съехал с квартиры.

— Это я — хачик, чурка?! Я, между прочим, православный и в церкви бываю каждую неделю. У меня несколько европейских дипломов о высшем образовании! Суворовское училище за плечами — сжимая кулаки, напрягшись всем телом, но ледяным и спокойным голосом говорил Аслан. — Такое невозможно простить.

С тех пор Аслан был один и, с его слов, никого к душе не подпускал. Да и бизнес режим постоянных перелётов не способствовал установлению сколько-нибудь близких отношений с девушками.

Неужели, это и мой путь в будущем?! Избегание, осознанное одиночество? Я представила себя одинокой семидесятилетней старушкой — она живет одна, ей давно никто не звонит. Изредка приходит кто-то из дальних родственников или подруг. На душе тяжелым грузом пылятся несбывшиеся надежды, в памяти — всё менее и менее ясные образы случайных людей, случившихся в личной жизни.

А какой путь ждал бы меня с Ангелом?! Если вообразить себя семидесятилетней старушкой, но с ним? Где мы живём? В Москве или в Грозном? Приняла ли меня его родня? Счастливы ли наши дети? А я сама?!

Я знаю лишь желательные ответы на эти вопросы, которые рисует мне воображение. Но в реальности всё складывается всегда иначе.

Однажды в миг страсти любимый спросил меня, могла ли я себе когда-либо представить, что меня будет ласкать чеченец. Конечно, нет! Ведь до него со словом «чеченец» у меня были самые страшные ассоциации, подчерпнутые из телевизионных новостей. Я практически ничего не знала про этот народ и, честно говоря, не особенно стремилась узнать.

Если бы Ангел задал мне тот же вопрос сейчас, я бы ответила, что и предположить не могла, что полюблю чеченца всей душой и буду так страдать без него. И мысли такой не было, что мне захочется изучить национальную культуру, язык, своими глазами увидеть знаменитое озеро Кезенойам. Однако же судьба преподнесла мне такой подарок-сюрприз. Дала подержать, полюбоваться и забрала обратно. Разве это справедливо?!

Я сидела, погружённая в раздумья, сжимая края пластикового стула в холле больницы. Тут кто-то окликнул меня: