Я счел за лучшее связаться с британским посольством. Моим собеседником оказался атташе по культуре.

— Конечно, — сказал он с итонским произношением, — мы знаем о вашей поездке. Не хотите ли зайти выпить завтра вечером? Например, в шесть часов?

— Отлично, — сказал я, — но...

— Откуда вы звоните?

— Из гостиницы. — Не дожидаясь вопроса, я продиктовал номер.

— Замечательно, — быстро сказал атташе. — С нетерпением ожидаю встречи.

Снова торопливый отбой. Я допил виски и задумался. Моя наивность, видимо, пугала старожилов этого города.

Анна ожидала меня около ресторана и вышла мне навстречу. Оказалось, что под пальто она носила зеленый шерстяной костюм с бронзовыми пуговками, который был бы вполне уместен в респектабельной лондонской конторе. Ее чистые каштановые волосы, в которых виднелись седые нити, были хорошо причесаны. Она явно была человеком, умевшим давать советы и планировать.

— Вы можете расположиться здесь, — сказала она, указывая на ряд столов близ длинного, во всю стену, окна. — Это те самые английские туристы, о которых я вам говорила.

— Спасибо.

— А теперь, что касается завтрашнего дня...

— Завтра, — любезно сказал я, — я рассчитываю побывать на Красной площади, в Кремле и, возможно, в ГУМе. У меня есть карта и путеводитель, так что я не потеряюсь.

— Но мы можем включить вас в одну из экскурсионных групп, — веско возразила Анна. — Есть специальные двухчасовые экскурсии по Кремлю, с посещением Оружейной палаты.

— Поверьте, меня это не привлекает. Я не большой любитель музеев и тому подобного.

Моя опекунша была явно недовольна, но после еще одной бесплодной попытки уговоров сказала, что мой ленч — в полвторого, когда должна вернуться группа из Кремля. А в полтретьего отправится автобусная экскурсия по городу.

— Да, — сказал я. — Это очень удобно.

Я совершенно явно ощущал, как в Анне нарастало напряжение. Туристы, желавшие гулять сами по себе, явно представляли для нее проблему, хотя я не мог понять почему. Мое полусогласие было, видимо, принято за добрый знак, поскольку Анна таким тоном, будто обещала ребенку гору конфет, сказала, что билеты на оперу в Большой театр будут почти наверняка. Столы, каждый на четверых, начали заполняться. Ко мне присоединились вопросительно улыбавшаяся чета средних лет из Ланкашира и тот самый человек, которого так старательно обыскивали на таможне. Мы обменялись банальными приветственными репликами, и ланкаширская леди принялась обсуждать таможенников из аэропорта.

— Нам пришлось столько времени просидеть в автобусе, пока вас наконец не отпустили.

Невысказанный вопрос повис в воздухе. Длинноволосый объект любопытства, облаченный в джинсы и свитер, разболтал в борще сметану и счел, что пора ответить.

— Они вцепились меня и обшарили с головы до пяток, — заявил он, наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Ох! — с деланным ужасом и трепетом воскликнула ланкаширская леди.

— И что же они искали?

— Не знаю, — пожал плечами Герой дня. — У меня они не смогли найти ничего. Я позволил им убедиться в этом, и в конце концов меня оставили в покое.

Его звали Фрэнк Джонс, он был школьным учителем из Эссекса и в Москву приезжал уже в третий раз. Великая страна, сказал он. Ланкаширская чета с сомнением отнеслась к его словам, а затем все мы принялись за какое-то серое мясо неизвестного происхождения. Последовавшее за ним мороженое было лучше, но я подумал, что не было смысла предпринимать путешествие ради гастрономических изысканий.

Нечего делать, пришлось отправляться в гостиницу «Националь». Я надел пальто и завернулся в теплый шарф. Снег с дождем хлестал мне в лицо, волосы отсырели, пронизывавший ветер забирался под одежду. Мокрый асфальт блестел, хотя еще не покрылся льдом. Было достаточно холодно, я чувствовал это верхушками легких. Для того чтобы сорвать мою миссию, достаточно подхватить бронхит, подумал я, и под влиянием минутного порыва чуть не распахнул пальто навстречу холоду. Но на самом деле все, что угодно, было лучше, нежели кашлять и отхаркивать мокроту, сидя в гостиничном номере.

Бар гостиницы «Националь» безвкусной роскошью напоминал старомодный паб времен короля Эдуарда или пришедший в упадок маленький лондонский клуб.

На устланных коврами полах стояли три длинных стола, окруженные каждый восемьюдесятью стульями, было и несколько небольших столиков на трех-четырех человек. Большинство стульев было занято; перед стойкой, находившейся в углу, стояло два ряда людей. Вокруг разговаривали на английском, немецком, французском, множестве других языков, но никто не спрашивал входящих, нет ли среди них Рэндолла Дрю, недавно прилетевшего из Англии.

Прождав несколько минут, я подошел к бару и подобающим образом получил порцию виски. На часах к тому времени было четверть десятого. Некоторое время я пил стоя, а когда один из маленьких столиков освободился, сел, но ко мне никто не присоединился. В девять тридцать пять я купил вторую порцию, а в девять пятьдесят пришел к выводу, что если все мое расследование пойдет так же успешно, то бронхит мне не потребуется.

Когда в две минуты одиннадцатого я посмотрел на часы и допил свой стакан, от ряда стоявших перед стойкой отделился человек.

— Рэндолл Дрю? — обратился он ко мне, поставив два полных стакана на стол и усаживаясь на один из свободных стульев. — Извини, парень, что заставил тебя ждать.

Я точно помнил, что все время, пока я был здесь, он находился перед стойкой, время от бремени обмениваясь репликами с соседями или барменом или глядя в стакан. Обычный завсегдатай баров, рассчитывающий найти мудрость веков в смеси воды и спирта.

— И зачем было нужно заставлять меня ждать? — спросил я.

Вместо ответа человек что-то хрюкнул, поднял колючие серые глаза и подтолкнул ко мне один из стаканов. Это был крепкий мужчина лет сорока. Его длинная шея выглядывала из распахнутого темного двубортного пиджака, развевавшегося при ходьбе. Чуть поредевшие на макушке черные волосы были аккуратно зачесаны.

— В Москве нужно быть осторожным, сказал он.

— Гм-м... А у вас есть имя? — спросил я.

— Херрик. Малкольм Херрик. — Он сделал паузу, ожидая моей реакции, но я никогда не слышал о нем. — Московский корреспондент «Уотч».

— Как дела? — вежливо спросил я, но никто из нас не протянул руки.

— Это тебе не детские игры на лужайке, — неожиданно сказал Херрик, — говорю для твоего же блага.

— Очень признателен, — пробормотал я.

— Ты приехал сюда задавать дурацкие вопросы насчет этого аутсайдера Фаррингфорда.

— Почему аутсайдера?

— Я не люблю его, — отрезал он. — Но это к делу не относится. Я уже задал все возможные вопросы об этом дерьмовом деле и узнал все, что можно было узнать. И если бы оттуда воняло, я нашел бы источник вони. Знаешь, парень, никто не сравнится со старым газетчиком, когда нужно раскопать какую-нибудь грязь, имеющую отношение к благородным графам.