убили, поэтому сейчас она медленно осознавала, что жива. Это было необыкновенно — дышать, видеть, слышать…

— Скажи, почему ты закрыла меня… собой? — тихо спросил Гарри.

— Потому что не могу просто смотреть на то, как тебя убьют, — ответила ему Аленка, уже для себя все решившая. — Это все, что я могу сделать ради памяти о Гермионе.

— Ты была уверена, что меня убьют… — проговорил мальчик, которого еще никто и никогда так не защищал. — И не побоялась?

— Что ты! — махнула на него руками Аленка, робко улыбнувшись. — Очень страшно было, просто жутко. Но нас все равно убили бы… А вдруг Гермиона ждет тебя там? Как бы я ей в глаза смотрела?

От такой постановки вопроса Гарри опешил, ведь он даже не подумал о том, что на самом деле для него означала забота Гермионы и, наверное, что он сам значил для нее. Гриффиндорцы разговор двоих младшекурсников отлично слышали. Они были, конечно, странными, но и герой, и мисс Лавгуд с уверенностью говорили о смерти… С такой уверенностью, что девушки им поверили, моментально устроив слезоразлив. Умирать точно никто не хотел. Кому-то пришло в голову, что родители могут защитить и… десятки сов сорвались в свой полет.

А грустно улыбавшаяся Аленка вспоминала Гермиону — какой та была. Ее жесты, ее голос, ее слезы… Как и многие до нее, кудрявая девочка, по мнению Аленки ушла туда, где больше нет боли, лагеря и палачей. Скоро, наверное, и ее черед…

— Спасибо тебе… — проговорил Гарри. — За то, что ты сделала, и за то, что помнишь Гермиону.

— Тебе поплакать надо… — поняла Аленка. — Пойдем куда-нибудь, чтобы палачи не увидели. Не будем радовать их своими слезами.

— Я и не помню, когда в последний раз плакал, — вздохнул мальчик. — Я же должен всех спасать, а сегодня меня спасла ты.

— Ты не должен никого спасать, — покачала головой девочка. — Спасать должны взрослые, но вокруг нас — только палачи. Вот придут «наши»…

— А «наши» — это кто? — поинтересовался Гарри, с интересом взглянув на Луну.

— Это взрослые, которые не палачи, — не очень понятно объяснила Аленка. Для нее «наши» — это партизаны, потому что Красную Армию девочка никогда не видела, а вот партизаны…

— Пойдем к Гермионе? — спросил мальчик, которому хотелось прикоснуться к телу так много для него делавшей девочки, пусть каменному, но какому-то очень близкому.

— Давай, — кивнула Аленка. — Только надо цветы найти, потому что ей было бы приятно… Девочкам всегда приятны цветы, так мама говорила.

Гарри знал, где найти цветы, поэтому через минуту двое младшекурсников отправились к мадам Спраут, попросить цветов для Гермионы. Помона внимательно посмотрела на гриффиндорцев, тихо вздохнув. Происходящего в школе она не понимала, как и страха чистокровной Лавгуд.

— Хорошо, — кивнула мадам Спраут, решив не задумываться, что значит «цветы для Гермионы».

Получив маленький букетик, Аленка грустно улыбнулась, поблагодарив, и отправилась туда, где обрела свое последнее пристанище мама Гарри. Мадам Помфри была… Пожалуй медиведьма была шокирована. Эти двое детей, среди которых был мистер Поттер, не поверили в то, что их подруга жива. Они принесли букетик цветов, положив его в ногах каменной фигуры, а потом, опустившись на колени, просто принялись гладить каменное тело.

— Прости меня, Гермиона, я не понимал, какое ты чудо… — проговорил Гарри, больше всего на свете желавший, чтобы кудрявая девочка опять улыбнулась, поднявшись и… Да что угодно! — Ты знаешь… Меня сегодня Луна защитила. Она сказала, что это ради твоей памяти.

— Спи спокойно, подруга, — сказала Аленка, вытирая слезы. — Я постараюсь сохранить твоего Гарри.

— Надеюсь, тебе там хорошо… — почти прошептал мальчик и почти упал на камень тела подруги. Закусив губу, он не мог сдержать слез.

А мадам Помфри смотрела на сцену, более подходящую кладбищу, и медленно зверела. Подлой тварью, способной спокойно смотреть на детские слезы, она себя не считала, поэтому, видя с какой болью говорят мисс Лавгуд и мистер Поттер с камнем, просто не понимала. Она не понимала, зачем Альбусу нужно мучить детей, ни на грош ему не поверивших. Поэтому женщина не выдержала. Сыпанув летучего пороха в камин, она только бросила «Мунго»…

Ни Аленка, ни Гарри этого и не заметили. Они разговаривали с погибшей, как они думали, подругой и от их боли, казалось, вздрагивают стены замка. Аленка уже горько плакала. Ей было неважно в этот момент, что за слезы могут наказать. Она плакала, потому что, несмотря на полгода в Майданеке, так полностью не смогла привыкнуть к смерти.

Хорватские палачи оказались более жестокими, чем те, в черном. В Майданеке старались не трогать лагерных мам, а тут… Чтобы узнать, какого Гарри, Аленка просто представила, что перед ней лежит мама Лида и даже не заплакала, а горестно завыла. Именно этот вой и услышала вернувшаяся из больницы в сопровождении целителя Сметвика мадам Помфри.

— Мерлин! Мисс Лавгуд! — воскликнул Гиппократ. — Да что здесь происходит?!

— Дети думают, что их подруга погибла… — проговорила Поппи, всхлипывая. — Гиппи, сделай что-нибудь!

— Не знаю, в какие игры здесь играют, но мне это не нравится! — заявил целитель, вытягивая из кармана фиал с зельем.

Гиппократ уже влил мандрагоровое зелье окаменевшей девочке, когда накрыло и героя магического мира, просто не выдержавшего искреннего горя Луны. Медиведьма и целитель бросились к рвущим себе сердца детям, спаивая им зелье за зельем, чтобы успокоить обоих, потому что слушать это было страшно. Невозможно для двоих взрослых было слышать такой плач. Но зелья на детей не действовали. Казалось, что они вообще не могут подействовать на ушедших в свое горе Поттера и Лавгуд. Разозленный тем, что видел, целитель вызвал…

— Амелию Боунс сюда! — жестко приказал целитель Сметвик домовику, вызванному из Мунго.

— Будет выполнено! — ответил эльф, немедленно пропадая.

— Судя по темпам работы зелья, это Горгона или Василиск, — проговорил Гиппократ. — Что у вас тут за игры такие?

— Не знаю, Гиппи, — покачала головой медиведьма.

В этот момент с хлопком в Больничном крыле появилась Амелия Боунс. Ее выражение лица не сулило ничего хорошего окружающим, но только увидев двух рыдающих над окаменевшей девочкой детей, один из которых был женщине хорошо знаком, мадам Боунс сменила выражение лица на ошарашенное. Больничное крыло Хогвартса она узнала, как