Расчет был на усталость милиционеров, которые, по логике вещей, ночами тоже должны хотеть спать.

В темноте раздались шум и топот ног. Через минуту в окопе оказались Бача, Бубнов и Белохвост, направленные на третий пост Комбатом.

Ратников приказал прибывшим не спускать глаз с Дораева, а сам вместе с Бачой и Портосом отправился к машине. Осмотр салона ничего не дал. В бардачке действительно лежал техпаспорт вместе с доверенностью, выданной Шамилю Дораеву его братом. В сиденьях посторонние предметы не прощупывались. За водительской спинкой, в кармане чехла, пробками вверх стояли три бутылки водки, но это – не криминал.

– Седой, двигай сюда, – позвал Портос, наводивший шмон в багажнике «Жигулей». В руках он крутил шланг, знакомый каждому водителю. Такими шлангами пользуются шоферы при заправке автомашин либо для слива бензина из бака.

– Что скажешь? – Он сунул в руку Сергею гладкую на ощупь и провонявшую бензином резиновую кишку длиной метра полтора. Подсвечивая фонариком, Сергей осмотрел шланг, имевший в диаметре не менее трех сантиметров, но ничего необычного не приметил. Он всунул палец в один конец шланга, в другой – пустота. Чем же он привлек внимание старшего лейтенанта Ремнева, оперуполномоченного по борьбе с незаконным оборотом наркотиков? Ратников пальцами стал сдавливать шланг, проверяя его на упругость. Посередине кишка оказалась жестче, она почти не деформировалась под нажимом пальцев. Длина такого участка составила примерно метр. Воздух сквозь шланг проходил не так свободно, как это мог позволить его внутренний диаметр.

– Контейнер? – спросил он у Ремнева.

– Похоже, – подтвердил Портос. – Мне это знакомо. «Дурь» насыпается в капроновую трубку с дырой посередине, загоняется в подходящий по диаметру шланг – и все дела. Таким шлангом можно пользоваться при заправке машины, что и делается перед транспортировкой – запах бензина затрудняет обнаружение контейнера собаками-наркоманками.

Зайдя в блокпост, Ратников сообщил:

– Нормалек. Ты можешь ехать, Дораев.

Обрадованный таким поворотом дела, чеченец затараторил:

– Вай, начальник, спасибо. Я же говорил, что зря меня держите. Пойдем со мной, командир, в машине водка есть, угостишь ребят.

– Ты поедешь дальше на своей колымаге, – продолжил Сергей. – Только проверим, что находится вот в этом шланге.

Увидев в руках Портоса шланг, Дораев на секунду замер. А потом его словно подменили. Куда только подевались его кротость и заискивание. От бессильной злобы он заскрипел зубами.

– Шакалы, сыны шакалов! Вешать будем вас, когда придет наше время!

Дораева отконвоировали в штаб заставы. На освобожденном от бумаг столе дежурного по штабу штыком вспороли шланг и извлекли на свет цилиндрический капроновый столбик, заполненный белым порошком.

На дальнейшие вопросы наркокурьер отвечать отказался наотрез, осыпая угрозами милиционеров и матерно вспоминая их родителей.

Под бесноватые выкрики Дораева составили акт, который фактически был филькиной грамотой, не имевшей юридической силы. Но где взять в час ночи в чеченском поселке понятых, как того требует закон? Никто не осмелится поставить свою подпись на таком документе – к утру его найдут в «зеленке» с перерезанным горлом. А в противном случае, все – туфта! Через несколько часов примерный семьянин Шамиль Дораев на приеме у прокурора будет распинаться о произволе российских милиционеров, подбросивших ему контейнер с наркотой, о котором он не слышал и не знал. Работники милиции в родной России по закону не могут быть понятыми, а уж здесь, в Чечне, – тем паче.

Об этом думал Ратников, глядя на вошедшего в раж Дораева.

Хлопнула входная дверь, в штаб зашел сменившийся с поста Портос. Ему совсем не понравился изгалявшийся над товарищами чеченец.

– Захлопни свою пасть. Добром прошу, – пока еще спокойно проговорил Портос.

– Шакалья пасть – у тебя! – задохнулся в ярости Дораев. – Ты… я… Да я через неделю буду в Новосибирске и поимею твою маму! Я…

Закончить он не успел. Тяжелый кулак Портоса взметнулся вверх и кувалдой обрушился на норковую шапку чеченца. Лязгнув зубами, тот подломился в коленях и рухнул на пол. Изо рта и носа потекли струйки крови.

– Не следует так говорить, дорогой. За неосторожный базар отвечать нужно, – также невозмутимо сказал Портос, нянча на груди ушибленную руку.

Ратников никак не отреагировал на происшедшее. Из-за стола вскочил худенький Куликовский.

– Ты его не убил? – обеспокоенно спросил он у Портоса.

– Ни хрена ему не сделается. Оклемается мало-помалу.

Минуты три Дораев не подавал признаков жизни. Наконец, он засучил ногами, глаза его открылись, на губах запузырилась кровавая пена.

Ремнев рывком поднял его с пола и прислонил к стене.

– До Сибири доехать надо, дорогой, а я тебя сейчас здесь ухлопаю. В «зеленке» места много, а машину твою найдут на каком-нибудь виноградном поле. Хочешь?

– Не хочу.

– Так-то лучше. – Портос был удовлетворен. – А теперь запомни: если ты до утра вякнешь хоть одно поганое слово о наших матерях, я тебя размажу, как клопа вонючего… Теперь опасайся ездить мимо нашего блокпоста. Я понятно выразился? – Он подбросил в руке зеленый кругляш РГДешки без запала.

Окончание беседы протекало мирно, покладистость задержанного говорила о том, что он врубился в ситуацию и обижать нехорошими словами никого не собирается.

Днем на Станции дежурили два сотрудника из местного райотдела милиции. В светлое время они, как привидения, слонялись по железнодорожным путям и улицам поселка, не вступая в контакт с русскими милиционерами, но регулярно появляясь у столовой в полдень, где их по приказу Комбата кормили обедом.

Цель их пребывания на Станции была не ясна. Толку от них – как с козла молока, но и открытого вреда никто не замечал.

С наступлением сумерек они бесследно исчезали и появлялись только утром. Им и передали Дораева вместе с актом и контейнером с порошком.

Отчаянно дымя, покалеченные «Жигули» вырулили с заставы и укатили в сторону Шаурской.

Колонна растянулась по шоссе живой гигантской гусеницей. Машины следовали плотно, с минимальным интервалом. По мере их приближения стрекот «вертушек», рев двигателей БТР, БМП и БРДМ слились в невообразимую какофонию. В воздухе витал удушливый смог от выхлопных газов.

О приближении колонны Некрытов был предупрежден третьим постом. Ожидая, когда остановится головная машина, он ходил по бетонке, досмаливая очередную сигарету.

Со стороны Комбат смотрелся комично. Серая омоновская форма сидела на нем нелепо. Она была размера на четыре больше. Ну, не нашлось на складе формы по его невысокой фигуре!.. Комбат вышел из положения, отчекрыжив от каждой штанины сантиметров по двадцать, отчего нижняя часть наколенных карманов затерялась где-то в голенищах берцев. Куртка, перехваченная в талии широким офицерским ремнем, спереди и сзади топорщилась верблюжьими горбами. Ремень оттягивала кобура с пистолетом, болтавшимся между ног. Автомат, заброшенный за спину стволом вниз, и мышастого цвета берет, блином лежавший на его круглом затылке, лихости не добавляли. Татарская бородка делала командира похожим если не на Али-Бабу, то на сорок первого разбойника. В общем, внешний вид Некрытова был далек от типичного образа орла-командира.