– Дальше!

– Дальше дождались на месте. Мы как раз недалеко были. Успели вовремя...

– Кого вы ждали?

– Вас.

– У вас есть моя фотография?

– Вас показали.

– Шайтанов?

– Да.

Ангел вытирает со лба пот и лезет в карман. Вытаскивает большой бумажник, из бумажника – фотографию. Показывает через плечо старшему.

– Это он? Снимок восьмилетней давности.

– Он, – уверенно подтверждает «шнырь».

– Где его можно найти?

– Вот его телефон... – молодой «шнырь» протягивает картонный прямоугольник. Форма визитки, но не визитка, а простой кусок картона с написанным от руки номером мобильника. Ангел вытаскивает трубку и тут же набирает номер. Голос компьютера сообщает, что абонент или выключил телефон, или находится вне зоны досягаемости связи. Ангел, опустив голову, выходит из машины.

– А вас, господа, попрошу навсегда забыть номера, которые вы знаете... И первый, и второй... И не пытайтесь больше их определять. Это в ваших интересах... – Тобако становится наставником.

– Так кто вы такие? – снова спрашивает старший. Он все не может понять – не «прокололись» ли они в своем откровении.

– Люди, которые привыкли отвечать за свои слова и действия. В отличие от вас... Впрочем, на завтра в управление антитеррора «Альфа» приглашен ваш директор... Ему кое-что объяснят. При повторении назойливого интереса вы отправитесь не на тридцать суток в подвал, а исчезнете навсегда... Без следа...

Тобако умеет говорит уверенно. И вообще у него всегда авторитетный вид. Ему верят. Особенно когда боятся поверить... А эти откровенно боятся...

Интерполовцы выходят из машины. Под их взглядами «шныри» чувствуют себя неуверенно. Разворачиваются, выезжают... Но через несколько метров останавливаются. Младший выходит из машины и направляется к интерполовцам.

– Заказчик будет звонить... Что ему сказать?

– Ему позвонят раньше...

– А если... Нам возвращать аванс? Или... Может, «брать» его?

– Он сам вас, уважаемый, «возьмет»... Всех скопом. Лучше не связывайтесь... – усмехается Пулат.

Солнце, попадая в оконные стекла соседнего дома, отражается в них и бьет в глаза. Пулат жмурится, но не отворачивается. Он любит солнце. Тобако стоит к отраженному солнцу спиной, смотрит себе под ноги.

– Что скажешь?

– А что я могу сказать? Хреново...

– Шайтанов Сергей Алексеевич... Ангел показывал фотографию сына?

– Да. Он всегда в бумажнике носит... Там Серега еще курсант... Выпускной курс...

Тобако пожимает плечами и садится в свой «БМВ». Уезжает вслед за «Мицубиси Лансер». Пулат вздыхает и поднимается пешком на третий этаж. Звонит. Ангел открывает дверь не сразу. А когда открывает, на руках у него видны свежие следы краски. Сразу, без вздохов, взялся за работу. За работой проблемы переносятся легче.

– Пожалуй, я помогу тебе сегодня... Только соседке позвоню, чтобы кошку покормила.

– Кажется, твоя соседка через три остановки живет?

– По московским масштабам – все равно соседка... Я уж привык по-московски мыслить... Может, в магазин сбегать?

– Не надо. Поезжай домой. Отдохни...

– Но...

– Я сам... – Ладно... Негостеприимный ты хозяин... Только ты все равно последних новостей не знаешь. И тебе придется меня выслушать. Шайтанов – это тот человек...

Ангел кивает:

– Я знаю. Мне Басаргин звонил. И понимаю, что черт и ангел, как ты говоришь, всегда ходят рядом. Тем более если Черт – сын Ангела... Александр сделал запрос на Ангелова Сергея Алексеевича. В Интерпол. По поводу службы в Джибути...

– И что ты собираешься делать?

– Я собираюсь разобраться в ситуации. Но разбираться в ней должен я сам. Понимаешь?..

«Маленький капитан» вздыхает. Как такое не понять... Но когда друг рядом, все-таки легче бывает... Ангел, к сожалению, этого понять не хочет. Его дело...

Они прощаются. Ангел закрывает за Виталием дверь и возвращается на кухню к банке с краской. Кисточка ходит по панели вверх и вниз, вверх и вниз, и так очень долго... Так долго, что Ангел сам наконец замечает – он не панель красит, а размазывает краску по одному месту.

Он вздыхает и откладывает кисточку на табурет, рядом с банкой, открывает бутылку с растворителем и моет над раковиной руки. И уже с чистыми руками идет в комнату, где оставил на подоконнике трубку сотового телефона. Снова набирает номер, который врезался ему в память.

На сей раз отвечает не компьютер, а приятный женский голос.

– Я хотел бы с Сережей поговорить...

– Извините, это не его номер. Он здесь больше не бывает...

– А вы кто? – спрашивает Ангел.

– Я? Знакомая... Бывшая. Всего хорошего...

Ангел долго слушает короткие гудки, наконец, складывает трубку. И тут же трубка сама дает о себе знать. Он смотрит на мониторчик с надеждой, что это звонит сын или хотя бы та женщина, с которой он только что разговаривал, желает сообщить, где и как Сережу можно найти, но это, оказывается, Басаргин.

– Как дела, Алексей?

А голос настороженный, словно боится проявить небрежность в теме, которая может больно отдаваться в сердце сослуживца. Ангел не любит такого тона по отношению к себе. Он сам человек жесткий и всегда хочет, чтобы с ним разговаривали жестко, напрямую.

– Ремонт в полном разгаре.

Басаргин вздыхает:

– Прерваться можешь?

– Есть необходимость?

– Да. Приезжай...

– Еду...

Он говорит это даже радостно, потому как уже сам пожалел, что отослал Пулата. Все-таки при общении не лезут в голову мысли о том, чего не можешь знать. Предположения тем и чреваты, что они всегда стремятся к крайним ситуациям, хотя в действительности никаких крайностей может и не быть. Все в итоге оказывается просто, а ты терзаешь себя загодя, представляя самое худшее.

* * *

К своему удивлению, Ангел застает в офисе всю команду в сборе. Даже Пулат отправился, оказывается, не на вокзал, а в свое любимое глубокое кресло рядом с входной дверью, где Александра постоянно кладет несколько свежих журналов из мира искусства – чтобы Пулату было что полистать. Любит он журналы, которые надо только листать, но не читать, и все об этом знают.

– Что-то случилось? – спрашивает Ангел.

– Прочитай для начала вот это... – Басаргин протягивает ему тот лист принтерной распечатки, что он зачитывал по телефону генералу Астахову. Ангел садится за стол, на привычное место Тобако, и включает настольную лампу. Но не потому, что на улице стало темнеть, хотя и в самом деле вечерний сумрак уже начинает мягко сгущаться, а потому, что включенная лампа создает магический круг. Даже днем, когда читаешь какой-то документ под светом настольной лампы, этот круг очерчивает пространство твоего внимания и отгораживает от всего остального.