Но Том прошел со мной часть дороги до редакции, и, конечно, мы поговорили о мисс Эдейр.

— Она была по-настоящему огорчена, — твердил он и сам выглядел огорченным, вспоминая об этом. Хотя по нему такого не скажешь. Том гораздо более чувствителен, чем представляется. Я часто думаю, что он так много шутит и дурачится, просто чтобы скрыть это.

Мы остановились у киоска, чтобы Том мог купить гамбургер и жареную картошку. Огорченный или нет, но он всегда был голоден. Я сам люблю поесть, но никак не могу понять, куда девается все, что он съедает. Может быть, это потому, что он такой высокий.

Мы пошли дальше, поделив картошку. Надо сказать, она была вкусная. Облизав соленые пальцы, я произнес:

— К сожалению, мы ничего нового не узнали из писем к мисс Эдейр. Они точно такие же, как другие, по ним не выяснишь, кто их писал.

— Пока нет, — промямлил Том с набитым ртом. — Но, как сказал Ник, всякая информация накапливается. — Некоторое время он казался сердитым, обнаружив, что процитировал Ника, затем рассмеялся. — Даже Ник иногда бывает прав, — добавил он.

Я кивнул.

— Думаю, что нам следовало бы поискать другие жертвы Ядовитого Пера, — сказал

— Если есть другие.

— Надо искать людей, которые ведут себя странно, — сказал Том. — Я имею в виду, необычно. Людей, которые озабочены, или нервничают, или...

Меня словно током ударило. Я повернулся к нему и щелкнул пальцами. Он удивление уставился на меня.

— Мистер Ричардсон! — воскликнул я.

— Мистер Ричардсон? Кто это?

— Я встретил этого типа вчера у глазного врача. Он услышал, как Ник говорил, что я работаю в газете. После этого он подстерег меня, когда другие ушли. Он хотел знать, кто это — Око. И предложил мне пятьдесят долларов — пятьдесят! — чтобы я ему рассказал. Он очень нервничал, Том. Я тогда не придал этому значения, но готов держать пари, что он тоже получал анонимки.

Том в волнении запихнул в рот остаток гамбургера.

— Здорово! — крикнул он, бешено жуя. — Слушай, надо его выследить! Как ты думаешь, твой глазной врач даст нам его телефон?

— В этом нет необходимости, — торжествующе сказал я. — Он дал мне свой домашний телефон. И сказал, что ему можно звонить каждый вечер после шести.

— По телефону он тебе ничего не скажет, — предупредил Том. — Вспомни, как нам пришлось возиться с Сэмом и мисс Эдейр, пока они хоть в чем-то признались! Я думаю, тебе надо договориться где-нибудь встретиться с этим человеком. А остальные тоже пойдут, на всякий случай.

— Ладно, тогда я позвоню ему сегодня и договорюсь о встрече на завтра.

— Здорово! — снова сказал Том с очень довольным видом. — Может быть, в этот раз мы найдем что-нибудь действительно полезное.

Он попрощался и поспешил домой. Мне показалось, что он опять проголодался. Я пошел дальше.

Когда я пришел в редакцию, там царил полный кавардак, как всегда в такой вечер. Отец носился вокруг, героически пытаясь оказаться в шести местах сразу. Мисс Мосс бешено орала в телефонную трубку. Стефен Шпирс, скорчившись в углу, с желтыми затычками в ушах, писал заметку для рубрики «В последнюю минуту».

Я помогаю в газете уже тысячу лет, так что точно знаю, что надо делать. Через десять секунд после прихода я уже носился по Редакции с гранками и записками, принимая также заказы на чай и кофе.

— Элмо, вот оттиск колонки Ока, — позвал меня папа. — Проверь его, ладно? Я решил выпустить эту колонку, как обычно.

— Хорошо, — сказал я, забирая страничку.

Папа пожал плечами.

— Миссис Флауэр будет, конечно, недовольна, — сказал он. — Но я не вижу, что можно сделать. Если изъять колонку, то придется давать хоть какое-нибудь объяснение, иначе к нам хлынет поток жалоб. Меня это очень беспокоит. Надо будет на следующей неделе все хорошенько продумать.

Я взглянул в конец текста. Там стояла подпись Ока, точно такая же, как на всех анонимках. Обычно мне было приятно увидеть новую колонку отпечатанной, но тут я почувствовал тошноту.

Что ж, по крайней мере, я нашел еще один путь немножко больше узнать об анонимщике. Я подождал до шести, а затем позвонил. Мистер Ричардсон откликнулся сразу и был очень расположен поговорить, но я только сказал ему, что мы встретимся в 6.15 завтра вечером у редакции газеты.

— А ты не можешь сказать мне сейчас? — взмолился он. — Насчет денег можешь не беспокоиться. Получишь все, что полагается, клянусь.

— Извините, мистер Ричардсон. Увидимся завтра в 6.15, — повторил я и положил трубку.

Я постоял еще пару минут, хмуро глядя на телефон. В голосе мистера Ричардсона звучало отчаяние. Я был уверен, что он — еще одна жертва анонимщика, и мне было неловко заставлять его ждать еще сутки.

Но я понимал, что Том прав. Браться за это дело в одиночку — не лучшая идея. А если мы хотим получить от мистера Ричардсона хоть какую-то информацию, надо встретиться с ним лицом к лицу.

* * *

На следующее утро пришлось встать пораньше. Доставка газеты по Рейвен-Хиллу раз в неделю — это постоянная работа «Великолепной шестерки». Я сказал остальным о будущей встрече с мистером Ричардсоном, но у нас не было времени поговорить. А после школы мы не могли собраться, так как Ришель надо было идти проверять глаза, а нам с Лиз — торопиться к миссис Дриск-Хэскелл.

— Увидимся потом в редакции, — крикнул нам вслед Том, когда мы выбежали за ворота школы. — Давайте встретимся в шесть, тогда успеем поговорить, пока подойдет мистер Ричардсон.

Когда мы с Лиз пришли в особняк миссис Дриск-Хэскелл, почтальон как раз пытался всунуть сразу четыре письма в крохотный, украшенный резьбой почтовый ящик.

— Не беспокойтесь, — как всегда дружелюбно, сказала Лиз. — Мы их передадим.

Он, поворчав, отдал письма, и мы отнесли их в дом, оставив на полированном столике в прихожей.

Миссис Дриск-Хэскелл была, как всегда, всецело поглощена собой. На Лиз был голубой жакет, поэтому она рассказала нам длинную историю, как она была в голубом в тот день, когда впервые встретила Реджи. И она задала мне несколько любезных вопросов насчет газеты, хотя, похоже, до сих пор не перестала вздрагивать при виде моих волос или одежды.

Через некоторое время она ушла, оставив нас с Лиз прибираться.

Я как раз сметал паутину с огромного портрета Реджи, когда миссис Дриск-Хэскелл снова возникла в дверях. Ее лицо было пепельно-серым, и она так вцепилась в свое жемчужное ожерелье, что я испугался, как бы она его не разорвала.

— Хватит, — резко сказала она. — Теперь уходите и не вздумайте возвращаться. Особенно вы, молодой человек. Я не желаю вас больше видеть!

Она метнула на меня уничтожающий взгляд и стояла с грозным видом, пока мы собирали в мешок свои тряпки и щетки. Когда мы скатились по ступенькам, Лиз обернулась ко мне с комическим испугом.