Мне больно и хорошо одновременно.

Разве так бывает?

Но взгляд Матвея после нашей близости ранил больше всего. В нем снова было равнодушие и превосходство. Но я ведь знаю, я видела, буквально через несколько минут, после того как все случилось, он смотрел иначе.

Быстро выжидала тогда из кабинета, наспех поправляя одежду. На чистом адреналине, который все еще кипел в крови, добралась до дома.

– Доченька, открой дверь, нам надо серьезно поговорить.

Выполняю просьбу отца, он стоит на пороге, уставший, глаза красные. Мне жаль его, и так, наверное, куча проблем и забот, а еще я со своими закидонами.

– Что случилось?

– Ничего, просто хотела побыть одна, в этом доме это практически невозможно сделать, – закручиваю влажные волосы в высокий пучок, прохожу на кухню.

– Регина, что такое ты говоришь? – бабуля снова затараторила, от ее причитаний и так раскалывается голова третий день. Ее чрезмерная опека давит и раздражает. Дома я была предоставлена самой себе, и меня это устраивало.

На кухне завариваю зеленый чай. У меня было столько вопросов к отцу, а сейчас я словно застыла во времени.

– Дочь, что случилось? – папа берет за локоть, разворачивает к себе, пристально смотрит. Я совсем на него непохожа, вся в мать: глазами, цветом волос, бледностью кожи. Но он всегда волновался за меня больше нее.

– Скажи, тот мужчина у тебя в кабинете, кто он? – аккуратно задаю самый волнующий вопрос.

Молчит, отводит взгляд.

– Какой мужчина? – бабуля влезает снова.

– Пап? Ответь.

– Регина, тебе лучше не знать, пока не знать. Скоро все закончится, и я все объясню.

– Ты объяснишь мне сейчас, я не пятилетний ребенок, я имею право знать все, что происходит в моей семье. Почему меня сослали жить сюда из нашей квартиры и дома? Почему ты ведешь себя странно? Почему говоришь, что надо уехать?

– Вот уехать – это будет правильно, не нравится мне все это.

– Бабуля! Ты ведь недавно была против, что изменилось?

Двое взрослых, самых близких мне людей только смотрят на меня, потом друг на друга и ничего не объясняют.

– Кто тот мужчина? Что он делает у тебя в офисе?

– Я же говорил, он мой новый заместитель.

– Это не ответ.

Папа отходит к окну, долго смотрит в уже темное небо, спина напряжена. Я знаю, что услышу что-то нехорошее. Может, и не надо было спрашивать?

– Через два дня банкет, там все всё узнают.

– Что всё?

– Регина, если ты говоришь, что взрослая, значит, можешь потерпеть несколько дней, ведь так?

Голос строгий, руки за спиной, ладони сжаты в кулаки.

– Но тебе придется уехать сразу после него. Билет куплен, Эльвиру я предупредил, твоя мать ждет тебя.

– Я никуда не поеду, – отвечаю слишком быстро и эмоционально.

– Тебя никто не спрашивает. Все решено.

– Ты не имеешь права так поступать! Здесь моя жизнь, бабуля, ты, учеба, дом.

– Это вынужденная мера, несколько месяцев тебе придется пожить в Италии у своей матери, согласись, это не самый ужасный вариант.

– Нет.

– Вопрос закрыт.

Отец наконец разворачивается, бледный, уставший, мое сердце сжимается от боли, сразу перестаю с ним спорить. Мы поговорим потом, когда наступит благоприятный момент и мы оба не будем на взводе.

Он уходит, вижу на столе распечатанный лист бумаги, на котором написаны время и даты вылета. Всего три дня, и я могу улететь на долгие месяцы из страны.

Но разве я смогу?

Сердце в груди сдавливает словно тисками. Моя первая любовь оказалась вся пропитана болью, горечью и слезами. Где-то невероятное счастье? Где радость? Где восторг и бабочки в животе?

Ничего этого нет.

Но это все равно любовь. Я чувствую. Я знаю.

Опускаюсь на стул, смотрю в одну точку, размешивая уже остывший чай. Совсем не хочу есть и даже пить. Отец лишь гладит меня по плечам, потом быстро уходит, хлопает входная дверь.

– Девочка моя, тебя кто-то обидел?

Бабуля садится рядом, берет мои руки в свои, заглядывает в лицо.

Что я ей скажу? Да, мол, у меня был секс с мужчиной старше меня, я наивная, думаю, что небезразлична ему. Но у него, скорее всего, есть другая женщина. И я не знаю, что делать.

– Поверь, это все пройдет, всегда проходит, остается только главное, – бабуля так пристально смотрит в мои глаза, словно читает мысли и все чувствует. – Главное – не растерять себя, не отдавать слишком высокую цену, иначе ничего не останется, а вот тогда будет по-настоящему больно.

– Я так тебя люблю, – снова плачу, обнимая бабушку.

– И я тебя люблю, моя девочка. Все будет хорошо.

– Регинка, привет, милый костюмчик. Но, чтоб ты знала, не в обиду, конечно, он был в моде в том году.

– Привет, Лиля. Я считаю, что классика всегда в моде.

Меньше всего я хотела сейчас видеть Лилю. Яркая брюнетка двадцати пяти лет, любящая все блестящее, много говорить и собирать сплетни. А еще она старшая дочь папиного заместителя, того самого Владимира Петровича Сорокина, который перестал им быть по неизвестным мне причинам.

Лиля полностью оправдывала свою фамилию, сейчас на ней было черное, с переливающимися блестками, обтягивающее, очень короткое платье, высоченные каблуки, яркий макияж. Лиля работает в фирме отца, в бухгалтерии, и знала все новости.

– Ты чего такая кислая? Давай выпьем.

Сжимаю бокал шампанского, так и не сделала ни одного глотка. Очень долго собиралась на этот праздник, от которого совсем нерадостно на душе. Пришлось достать из шкафа темно-синий брючный костюм, чтобы прикрыть разодранные колени и незажившие локти.

Вышел вполне милый образ: белый топ, туфли на невысоком каблуке, выпрямила волосы и уложила их на одно плечо, даже сделала легкий макияж.

– Лиля, я не пью, ты знаешь.

– Господи, какая ты скучная. Так никогда себе мужика не найдешь.

Лиля выпила свой бокал залпом, схватила с подноса мимо проходящего официанта еще один. Открытая веранда загородного комплекса сверкала огнями, было уже не так жарко, дамы в открытых платьях, мне бы тоже стоило снять пиджак, но бил озноб, словно я днем очень сильно перегрелась на солнце.

Двадцатилетие фирмы праздновали с размахом, я знала, что все давно уже было заказано, оговорена программа, приглашены очень влиятельные и не последние лица нашего города, телевидение, журналисты, блогеры.

Папа был где-то с гостями, утром я поздравила его с днем рождения, которое совпало с этим праздником, вручила подарок. На его усталом лице мелькнула радость, но в глазах была тоска, а еще сожаление.