class="p1">Мои слова оставляют в воздухе холодок дурного предчувствия, и Дин шепчет мне в темноте:

– Спокойной ночи, Кора.

У меня перехватывает дыхание.

– Спокойной ночи.

Мимо протекают минуты. Я их считаю.

Шесть минут и тридцать пять секунд.

Здесь слишком тихо, а значит, что мысли в моей голове слишком шумные и неспокойные. Мозг отказывается отдыхать, но я совсем его не виню. Я проглатываю свою гордость, еще сильнее утыкаясь лицом в колени.

– Дин?

– Да?

Я облизываю губы и закрываю глаза. Поверить не могу, что прошу его об этом, но в темноте легче быть уязвимой… а еще когда тебе нечего терять.

– Можешь мне спеть?

Живот сводит от волнения, и я задаюсь вопросом, не слишком ли интимна моя просьба.

Чересчур смело. Возможно, я прошу слишком многого от того, кто мне даже не друг. Но раньше меня уже убаюкал звук его хриплого голоса, поющего мою любимую песню, а я отчаянно нуждаюсь в нескольких часах покоя. Мне нужно хотя бы во сне сбежать из этой клетки.

Несколько мгновений Дин молчит, и я переживаю, что он собирается игнорировать мою просьбу. Отшить меня. Я уже решаю извиниться и пойти на попятную, сказать ему, чтобы он забыл об этом, но он наконец отвечает:

– Есть пожелания?

Меня окутывает облегчение, и тело расслабляется.

– Можешь снова спеть «Hey Jude», если хочешь. Это моя любимая.

– Знаю, – тихо отзывается он.

Он знает? Мы никогда раньше не обсуждали друг с другом наши любимые песни. Меня никогда не интересовали никакие его предпочтения, и я предполагала, что это взаимно. Но, наверное, когда ты знаешь человека пятнадцать лет, нравится он тебе или нет, ты обязательно подметишь какие-нибудь детали.

Когда его голос прорезает темноту и прогоняет тишину красивой мелодией, я почти мгновенно погружаюсь в себя. Это что-то знакомое. Что-то прекрасное. Что-то хорошее, за что я могу зацепиться, впитать в себя и раствориться. Уткнувшись в колени, я напеваю строчки вместе с ним, пока сон в конце концов не берет верх и не уносит меня прочь.

Мне снова снится океан.

Вода плещется у моих ног, притягивая меня, словно магнит. Манит своей глубиной и таинственностью. Соблазняет своей живительной силой.

Я прыгаю в воду.

И уплываю прочь.

Не успеваю я опомниться, как лицо начинает ласкать луч света, и я просыпаюсь. Шея затекла и болит, и я почти кричу от боли, когда поднимаю голову с колен. Я инстинктивно пытаюсь поднять руку, чтобы помассировать затылок, но наручники тут же звякают о трубу и отказывают мне в этой привилегии – зловещее напоминание о моем затруднительном положении.

О моем аде.

Я наклоняю голову из стороны в сторону, затем приоткрываю веки и вижу, что Дин наблюдает за мной из своего угла с едва заметной улыбкой на губах. Я корчу кислую рожицу.

– Ты наблюдал, как я сплю?

В ответ он пожимает плечами, от чего цепи позвякивают.

– У меня уж точно нет дел поважнее, – язвит он. Его странная легкая улыбка не исчезает.

Странно ее видеть, учитывая нашу ситуацию. Я не думаю, что способна улыбаться – по крайней мере, пока с меня не снимут цепи, и я не буду свободна.

Но… наступит ли когда-нибудь эта свобода?

Я отгоняю гнетущие мысли, выпрямляю ноги и потягиваюсь, морщась от протеста затекших мышц. Пол под моими босыми ногами холодный и твердый, что усугубляет дискомфорт. Я поднимаю глаза на Дина. Его улыбка исчезла, но во взгляде все еще сквозит мягкость, пока он за мной наблюдает.

– Как тебе спалось? – спрашиваю я у него. Я уже знаю ответ, но не знаю, что еще сказать – наш ассортимент тем для разговора довольно скуден.

Ждешь ли с нетерпением сегодняшний перерыв на горшок? Готов наблюдать, как меня насилуют? Как думаешь, как скоро найдут наши тела?

Я съеживаюсь от собственных нездоровых мыслей и сглатываю, отгоняя их прочь.

– Не так хорошо, как тебе, – отвечает Дин. В его глазах проскакивает огонек, отблеск улыбки, по которой я уже скучаю. – Ты дрыхла, как убитая.

– Еще и слюнки пускала, да?

– Твой секрет в надежных руках.

Я почти улыбаюсь. Почти. Но вместо этого опускаю подбородок, поджимаю губы и смотрю на свои нежно-розовые ногти на ногах. Мы с Мэнди в пятницу после работы сделали педикюр, готовясь к вечеринке на выходных. Я понимаю, что сегодня ее настоящий день рождения. Моя сестра, скорее всего, обнаружит, что два ее самых любимых человека пропали… в ее день рождения.

С днем рождения, сестренка. Я купила тебе Fitbit[3].

Интересно, читает ли Дин мои мысли, потому что он склоняет голову набок, изучая меня почти с нежностью.

– Она с нетерпением ждала сегодняшнего рожка с мороженым, – говорит он мне, и в его голосе слышатся странные нотки.

Слезы обжигают мне глаза и текут по щекам. Я прикусываю губу. Мы с Мэнди всегда отмечаем наши дни рождения рожком мороженого в кафе в центре города. Мы обмениваемся нашим тайным рукопожатием, делаем селфи перед входом и съедаем мороженое, сидя на качелях в соседнем парке. Эта традиция родом из детства, когда еще наши родители водили нас в кафе. День рождения Мэнди в ноябре, поэтому часто мы сидим на заснеженных качелях и кутаемся, как эскимосы, ловя странные взгляды прохожих.

Но нам это нравится.

И нет другого места, где бы я предпочла сейчас оказаться.

Я шевелю пальцами ног. От воспоминаний по щекам тихо скатываются слезы. Я стираю их плечами и пытаюсь сделать успокаивающий вдох.

Дин все еще, словно в кино, наблюдает за моими эмоциями.

– Ты получишь свой рожок мороженого. Обещаю тебе.

Я не знаю, почему он так добр ко мне. Это смущает и сбивает с толку, и я не знаю, как реагировать. Мы созданы для борьбы – стальных мечей, тяжелых доспехов и слов, которые жалят и проливают кровь. Ослабить бдительность – ужасно похоже на капитуляцию.

Не зная, что сказать, я просто бросаю на него хмурый взгляд.

Дин побежденно опускает глаза на шиферно-серый пол. Когда он снова решается на меня посмотреть, огонек в его глазах потух, сменившись витавшей внутри этих четырех стен растущей безнадежностью.

– Здесь, внизу, я тебе не враг, Корабелла. – Его слова обретают непривычное влияние, потому что продолжают меня обезоруживать.

– Я не умею видеть в тебе кого-то другого, – признаюсь я.

Он смотрит на меня пристально, не дрогнув, заставляя меня отвести взгляд. У него снова загораются глаза, и он отвечает:

– Потому что это весело.