В кремле Маркел сперва остановился и снял шапку, повернулся в сторону соборного храма Благовещения Пресвятой Богородицы и трижды перекрестился, после прочёл «Отче наш» – и уже только после этого свернул на дьячий двор. Солнце было уже далеко за полдень, Маркел спешил.

На крыльце дьячей избы стояли рынды. Маркел сказал им «Путивль». Рынды опустили бердыши и расступились. Маркел прошёл дальше. Там возле лестницы стоял стрелец, который узнал Маркела, усмехнулся и показал пальцем наверх, то есть на второй этаж. Маркел поднялся туда, повернул, где надо, сказал, как и положено, «Путивль», и его провели прямо к позолоченной двери, возле которой стоял служка в дорогих одеждах. Маркел, ничего не говоря, подал служке свою подорожную. Служка взял её, ушёл за дверь. Потом довольно быстро вышел обратно, мелко поклонился и сказал входить.

Маркел вошёл. Воевода, правильнее – первый воевода на Казани, князь Иван Михайлович Воротынский, сам из себя тучный, грозный и уже в годах, сидел у стены на лавке. Перед князем на низеньком столике лежала Маркелова подорожная. Маркел, держа в обеих руках шапку, поклонился великим обычаем. Воротынский молчал. Маркел стоял согнувшись. Воротынский усмехнулся и спросил:

– Князя Семёна человек, так, что ли?

– Точно так, – ответил Маркел, распрямляясь.

– Что, – дальше спросил Воротынский, – опять у нас что-то не ладно, коли ты приехал?

– У вас всё ладно, – ответил Маркел, – а вот за морем не ладно.

– А что у них не так? – спросил Воротынский. И не дожидаясь ответа, продолжил: – Я слыхал, тебя в кызылбаши послали, за слоном. Так это или нет?

Маркел водил глазами по сторонам и ничего не отвечал.

– Эх, ты! – безо всякого одобрения сказал Воротынский. – Ну и ладно! – И повернувшись в сторону, окликнул: —Осорин! Иди сюда!

Маркел начал считать про себя. На счёт десять вошёл Осорин, или, если тоже правильней, то первый государев на Казани дьяк Осорин Иван.

– Ваня, – сказал, повернувшись к нему, Воротынский, – это ты мне про персиянского слона рассказывал?

Осорин кивнул, что он.

– И вот человека послали, – сказал Воротынский, указывая на Маркела.

Дьяк покачал головой, насупился, сказал:

– Недоброе это дело. Великий Турка крепко обидится. Опять будет у нас с ним война.

– Из-за слона, что ли? – спросил Воротынский.

– Слон не слон, – ответил Осорин, – а Турка этого так не оставит. Опять он сюда придёт!

– Когда это он приходил сюда? – удивился Воротынский.

– Раньше не приходил, а вот теперь придёт! – дерзко ответил Осорин. – И кого мы против него выставим? Слона, что ли? Хотя он, надо признать, зверина страшная.

– А ты что, видел его? – спросил Маркел.

– Вот как тебя! – ответил Осорин. – Я тогда в Астрахани был, государь боярин посылал. Так, государь?

Так, важно кивнул государь боярин, или, правильнее, Воротынский.

– И какой он? – спросил Маркел.

– Здоровенная зверина! – сказал Осорин. – Но очень вздорная. Если ему кто-нибудь не глянется, так он того убить готов! А что ему нас убивать? Один раз наступил, и от тебя только кучка дерьма останется.

– Но-но! – строго сказал Воротынский. – Мы не в хлеву, Осорин!

– Прости великодушно, государь, – сказал, смущаясь, Осорин.

– Я-то ладно, – сказал Воротынский. – Я в жизни всякого наслушался. А ты бы лучше что-нибудь дельное человеку сказал. Человек, может, на смерть едет, так надоумил бы ты его на что-нибудь.

– А что я? – с обидой сказал Осорин. – Я слона только один раз видел. Потом я уехал. Потом он сдох. – Тут Осорин тяжело вздохнул и прибавил: – Отпусти меня, государь боярин, мне сегодня нужно ещё три бумаги перебелить, эти же завтра уходят. – И он указал на Маркела.

– Ладно, иди, – разрешил Воротынский.

Осорин поклонился и вышел. Воротынский взял Маркелову подорожную, припечатал её печаткой, отдал Маркелу и сказал:

– Я хотел как лучше. Но какие люди стали злые, прости Господи!

И он перекрестился. Маркел перекрестился вслед за ним. Воротынский тяжело вздохнул, прибавил:

– Осорин в прошлый раз рассказывал, что есть такая страна, где одни слоны живут, а людей нет совсем. И у слонов там не житьё, а рай. Вот как Осорин рассказывал. Или это не Осорин?

Маркел молчал.

– А! – сказал Воротынский. – Иди уже! Если вспомню, после расскажу. А пока иди!

Маркел поклонился низко, потом развернулся и, не надевая шапки, вышел.

Выйдя из дьячей избы, Маркел прошёл немного и остановился. Солнце висело уже низко. Нет, подумал Маркел, в кабак он больше не пойдёт, а то вдруг опять там кого-нибудь встретит. Я, он подумал дальше, лучше пойду сразу на корабль, покуда ничего ко мне не прилипло. И он уже было повернулся уходить, как вдруг почуял, что кто-то смотрит ему в спину. Маркел обернулся и увидел стоящего у тына Родиона Збруева, тамошнего, то есть казанского, губного старосту. Збруев виновато улыбался.

– О! – строго сказал Маркел. – Вот кого я давно не видел! – И сразу же спросил: – Случилось что-нибудь?

Вместо ответа Збруев снова улыбнулся и сказал:

– Маркел Петрович! Тебя нам Бог послал!

– Зачем это? – спросил Маркел.

Збруев подошёл к Маркелу, осмотрелся по сторонам и продолжал уже негромким голосом:

– Да вот прилетели две птички. Одна кудахчет, а другая яйца носит. Которая яйца носит, у той нос крив и бровь разбита, родиною вятская, а которая кудахчет, у той на правой руке нет мизинного пальца. Таких знаешь?

– Нет, не знаю, – ответил Маркел. – Так, может, и тебе их знать не надобно?

– Может, и так, – сказал Збруев. – Да и мне что? Они завтра улетят отсюда, и мне сразу меньше забот. А вот тебе забот сразу прибавится.

– Хватит темнить, – сказал Маркел. – Рассказывай.

А сам подумал: а вот и опять прилипло, хоть никуда и не ходил!

И не ошибся! Збруев продолжал:

– Я их сразу приметил. Вороватые они какие-то! Возле кабака стояли. И с ними тележка, на ней три мешка. Старший, который с кривым носом, всё по сторонам поглядывал. А честный человек поглядывать не будет! И я один раз мимо них прошёл, второй. А после подошёл и говорю: чего везёте, голуби? А они: не твоё дело, старик. А я им сразу тогда: это мы ещё посмотрим, кто старик и кого земля раньше примет! И к голенищу!..

Тут Збруев замолчал и сделал вид, будто задумался. Маркел спросил:

– Так они, что ли, не здешние, если тебя не узнали?

– Да, не узнали, – ответил Збруев. – Потому что служба у меня такая, чтобы меня не узнавали. И я тогда дальше говорю: а это что у вас такое? Они: а тебе какое дело, ты кто такой? Я говорю: я тот, кто надо. А они: мы все здесь те, кто надо! Я думаю… Но тут вижу, идёт Гриднев Ивашка, наш новый таможенный голова. Эти двое сразу к Гридневу. И Гриднев, слышу, говорит, что всё отмечено. Тогда эти двое за свои мешки и к кораблю!