Но дальше Маркел представить не успел, ибо его вполголоса окликнули:

– Маркел Петрович!

Маркел опомнился и оглянулся. Возле него стоял вполне солидный человек, одетый как зажиточный посадский. Маркел молча смотрел на него.

– Маркел Петрович! – продолжал тот человек с улыбкой. – Доброго вам здоровьичка и лёгкой службы.

– Ты кто таков? – строго спросил Маркел, но так, чтобы другим слышно не было.

А тот неизвестный человек вновь улыбнулся и сказал:

– Да как это такой важный гость в таком чаду сидит? Да ещё рядом с такими пропойцами? Милости прошу, Маркел Петрович, к нам сюда, – и указал на загородку, за которой, как помнил Маркел, раньше была так называемая белая, чистая половина и Маркел там прежде сиживал, а как же.

А теперь его опять туда зовут! Но кто, подумалось, зовёт? А этот человек опять заговорил:

– Маркел Петрович, ты не беспокойся! Здесь тебя в обиду не дадут! И здесь всё твоё, что тебе только приглянется! А пока что милости прошу!

И он даже подал руку.

Но Маркел её, конечно же, не принял, но в то же время встал, взял шкалик… Тот добрый человек махнул рукой, Маркел шкалик оставил, они прошли за загородку. Там было светло и чисто. И пусто! Но стол был уже накрыт, и, так как тогда была среда, на столе была рыба. То есть много всяких разных рыб – варёных, копчёных, жареных, сквашенных… И так же стояли разные кувшинчики, баклажки, бутылочки. Прямо как у князя Семёна, подумал Маркел, садясь на лавку.

А напротив сел тот добрый человек.

– Ты кто таков? – опять спросил Маркел. – Второй раз тебя спрашиваю!

– Не извольте гневаться, Маркел Петрович, – весело ответил этот человек. – Как же тебя люди не узнают? Земля, как говорится, слухом полнится. А кто такой я? Верный холоп твой, вот кто! – и заулыбался. – А звать меня Митька Курицын, я здешний голова кабацкий.

Маркел подумал, кивнул. Курицын почтительно спросил:

– Дозвольте шкалик освежить.

Маркел дозволил. Курицын налил. Они чокнулись за знакомство, выпили. Водка была очень крепкая.

– Горит! – быстро сказал Маркел и так же быстро стал закусывать.

Курицын развёл руками и сказал:

– Недосмотрели! – Но и сразу же продолжил: – А с другой стороны, сам посуди, Маркел Петрович. Люди же ко мне зачем приходят? Чтобы захмелеть. А я им негорелую подам! За, можно сказать, последнюю деньгу! Вот мы и стараемся, гоним на совесть, люди к нам приходят, радуются. И только один змей шипит!

– Как змея звать? – спросил Маркел.

Курицын молча усмехнулся.

– Ладно, – сказал Маркел. – А что дальше?

– Не даёт змей дело делать! Что ни день, приходят его люди, нюхают. Володька Нос, площадной подьячий, и Сенька Хмырь из приказной избы. И им налей, и они пробуют. И им всё не так. А почему тогда всем другим так? А эти кричат: давай книги, покажи, что покупал, на чём замешивал, сколько выдерживал, как гнал и чем чистил! А вот чем надо, тем и чистил, и как гнал, тоже моё дело, меня мой родитель так учил, почему я теперь должен всем рассказывать… Ну и так далее, – уже не с таким задором сказал Курицын. – А они пришли и вылили весь чан. Потому что, сказали, не тот гон. А как я теперь буду гнать? Чтобы гнать, надо зерна купить, и не всякое зерно пойдёт, и также и хмель не всякий, не всякое сусло. А им что! Они приходят, говорят: а дай ведро! Как это дай, я говорю…

Вдруг Курицын остановился, замолчал, долго смотрел на Маркела, а после негромким голосом продолжил:

– А ты, господин мой, закусывай. Здесь можно закусывать. Это на чёрной половине не дают, а здесь пожалуйста. И это правильно, что царь-государь запретил давать простым людям закусывать. Им же только дай закуску, они же отсюда выходить не будут, всё пропьют! Прав государь, воистину. А этот змей, этот Семён Филиппович, ни дна ему ни покрышки, ещё и говорит: а дай! дай этому ведёрко и дай этому, и они от тебя отстанут.

– Как часто дай? – спросил Маркел.

– Каждый божий месяц, – сказал Курицын. – Как первый день приходит, так и дай.

– А что воевода?

– Ничего, – с досадой сказал Курицын. – Воеводе что? Они ему дают, и он молчит. А я… А что мне…

И тут Курицын сам замолчал, долго смотрел на Маркела, а после как бы нехотя продолжил:

– Вот ты на меня смотришь, усмехаешься. Думаешь: так мне и надо, я же народ спаиваю. А без меня они бы не спаивались, да? Да сами бы гнали и дохли! А эти, которые у меня даром берут, они что, после всё это в отхожее место выливают? Или сами пьют? Но зачем им столько?! Столько им троим не выпить! Значит, тайно продают, корчемствуют. А корчма – это ого! У меня люди до креста пропиваются, да, это правда, но потом их домой гонят. А у этих, в тайной корчме, и крест снимают, и они в кабалу запись пишут, и после во все дни за ростовые служат. Разве так можно выкупиться? Нет! Это кабала до гроба. А ты не хочешь их имать! Ты Суморокова боишься! А кому он что доброго сделал? А я на храм даю! В прошлом году давал на подновление и в этом дам. И я не разбавляю, и у меня всегда долив, меры исправные.

Тут Курицын вздохнул и замолчал. Маркел подумал и спросил:

– А что ты от меня хотел?

– Да ничего почти что, – сказал Курицын. – Хочу подать челобитную на имя государево, а ты бы, в Москву возвратившись, подал бы её. Вот и всё. Тебя в Москве, может, послушают, ты же большой человек.

Маркел недовольно вздохнул. Курицын не выдержал, опять заговорил:

– Смотришь на меня как на чёрта! А сам ты каков? Ездишь по державе, добрых людей хватаешь – и на дыбу их! И мучаешь! А я людей радую. Я наливаю им, они поют…

– Ох, уже нарадовал! – насмешливо сказал Маркел. – Но ладно! А где челобитная?

– Так я это… не ожидал! – радостно воскликнул Курицын. – Подумать надо!

– Вот и подумай! Не спеши! – сказал Маркел. – А у меня пока дело. Еду в Астрахань. И я надолго туда. Только, может, на Успенье буду возвращаться и тогда возьму.

– А… – начал было Курицын и замолчал.

Маркел понимающе хмыкнул, сказал:

– Нам божиться нельзя, мы на службе. Но если сказал, что возьму, – значит, возьму. Только бы было что брать.

Маркел встал, надел шапку.

– Маркел Петрович! – шёпотом воскликнул Курицын.

– Ладно, – сказал Маркел, – чего там. И больше не суйся. Буду ехать обратно, зайду.

И Маркел развернулся и вышел.

На дворе было уже далеко за полдень. Народу на пристани ещё прибавилось. Возле таможенной избы кто-то кричал, его пытались унять. Беспорядок, подумал Маркел, распустился народ, но подходить не стал, хватит с него и Курицына. Нет, даже больше, сердито подумал Маркел, зачем совался, обещал? Вот приедет, расскажет Параске, и та так же скажет, что зачем вы, мужики, все один за одного держитесь, кто он тебе, родной брат, что ли? Эх, только и подумалось, и с этой мыслью Маркел развернулся и пошёл к своему головному есаульному стругу.