Но ни пылесос за стеной, ни вторжения хозяйки и уборщиц принимать во внимание не следовало. Пипер дорожил своим рабочим временем, а работал он по утрам. После обеда он прогуливался по той приморской аллее, возле которой жил в данный момент. После чая Пипер снова писал, а после ужина — читал: сначала написанное за день, затем — роман, принятый за образец. Читалось ему все-таки быстрее, чем писалось, и «Тяжелые времена», «Ностромо», «Женский портрет», «Миддлмарч» и «Волшебную гору» он знал досконально, а «Сыновей и любовников» буквально от корки до корки. Так, читая одни только шедевры величайших писателей, он оградил себя от зловредного влияния мелкотравчатых романистов.

Помимо шедевров он черпал вдохновение в «Нравственном романе». Эта монография лежала у него на ночном столике, и перед тем, как выключить свет, Пипер перечитывал и мысленно прожевывал страницу-другую заклинаний мисс Лаут. Она особенно требовала «помещать характеры в плодотворную эмоциональную сферу, так сказать, в контекст зрелого и разностороннего мировосприятия, соответствующий действительному опыту романиста, усугубляя таким образом жизненность творений писательского вымысла». Действительный опыт Пипера включал восемнадцать лет жизни с отцом и матерью в Финчли, смерть родителей в дорожной катастрофе и десять лет скитаний по пансионам — и нелегко ему было подыскивать контекст зрелого и разностороннего мировосприятия. Однако же он сделал, что мог, подвергнув неудачный брак покойных мистера и миссис Пипер детальному рассмотрению, дабы наделить их, как повелевала мисс Лаут, зрелостью и жизненностью. Эта эмоциональная эксгумация открыла в них чувства, ими не испытанные, и глубины, которых у них не было. В действительности мистер Пипер был просто опытным слесарем-водопроводчиком. В «Поисках» он стал слесарем-туберкулезником, сложной натурой, раздираемой неимоверно противоречивыми чувствами к своей жене. А с миссис Пипер случилось, пожалуй, еще хуже. Преобразившись из мисс Изабелл Арчер во фрау Шоша, она возымела пристрастие к философским словопрениям, хлопанью дверьми и демонстрации обнаженных плеч, а также тайное сексуальное влечение к своему сыну и к соседу по дому; на самом деле все это привело бы ее в смертельный ужас. Мужа миссис Пипер из «Поисков» презирала, супружеские отношения были ей отвратительны, Наконец, сам Пипер являлся на страницы романа четырнадцатилетним вундеркиндом, отягощенным избытком самопознания и проницающим подлинные чувства родителей друг к другу: если бы все это было так, то оставалось только выгнать его из дому, во избежание общего безумия. Однако мистер и миссис Пипер не сошли с ума, а сын их благоденствовал под родительским кровом, потому что на самом деле в свои четырнадцать лет он был очень заурядным подростком, а все прозрения обрел задним числом. Едва ли у него и были какие-нибудь чувства, но поскольку были, постольку объектом их служила школьная учительница словесности мисс Пирс, которая опрометчиво похвалила юного Питера за рассказ, почти дословно переписанный из ветхого номера журнала «Горизонт», найденного в классном книжном шкафу. Так отрок Пипер встал на писательскую стезю и двинулся по ней четыре года спустя, когда усталый шофер автоцистерны заснул за рулем и пересек шоссе на скорости шестьдесят миль в час, стерев с лица земли мистера и миссис Пипер, мирно кативших с тридцатимильной скоростью к друзьям в Амершем. Таким образом восемнадцатилетний Питер унаследовал дом в Финчли, внушительную страховку и сбережения родителей, а заодно получил возможность строить жизнь по-своему. Дом он продал, все деньги поместил в банк и начал их тратить, чтобы появился материальный стимул к писанию. Десять лет спустя, написав несколько миллионов неоплаченных слов, он оказался практически без гроша.

Поэтому в совершенный восторг привела его телеграмма из Лондона: СРОЧНО ВЫЕЗЖАЙТЕ ПОВОДУ ИЗДАНИЯ РОМАНА ИТП АВАНС ТЫСЯЧА ФУНТОВ ТЕЛЕФОНИРУЙТЕ НЕМЕДЛЕННО ФРЕНСИК.

Пипер немедленно телефонировал и поспел к полуденному поезду, дрожа от радостного предвкушения. Наконец-то он признан.

* * *

В Лондоне Френсик и Соня тоже предвкушали, но не радостно, а скорее мрачновато.

— Что же будет, если он откажется? — спросила Соня Френсика, мерившего шагами кабинет.

— Это один бог ведает, — отозвался Френсик. — Слышала, что сказал Кэдволладайн: «Поступайте, как знаете, но клиент мой должен оставаться в стороне». Стало быть, либо Пипер, либо крышка.

— Ну, я хоть кстати вынула из Хатчмейера еще двадцать пять тысяч долларов плюс проездные расходы на турне, — сказала Соня. — Может быть, это решит дело.

— С кем бы другим, — усомнился Френсик, — а у Пипера принципы. Бога ради, не оставляй без присмотра верстку «Девства» — не надо ему видеть, что он якобы написал.

— Когда-нибудь все равно ведь прочтет.

— Когда-нибудь пусть, а сейчас надо, чтоб он согласился на турне и получил какие-то хатчмейеровские деньги. Труднее будет идти на попятную.

— Ты думаешь, он купится на предложение Коркадилов издать «Поиски утраченного детства»?

— Это наш главный козырь, — сказал Френсик. — Ты пойми, что Пипер из той разновидности дуралеев, которых съело dementia novella[10], иначе говоря — библиомания. Симптом болезни — оголтелое желание попасть в печать. Ладно, протащу в печать и Пипера. Вот ему на подносе тысяча фунтов — невероятно, если припомнить его беспомощную чушь. Вот еще двадцать пять тысяч долларов за турне.

Выложим карты и поглядим, что будет — может, и ничего. Но Коркадил — это наш туз. Пипер ведь мать родную укокошит — лишь бы опубликовать «Поиски».

— А ты говорил, его родителей нет в живых, — удивилась Соня.

— В живых нет, — подтвердил Френсик. — Насколько я знаю, у бедняги нет в живых ни одного родственника. Не удивлюсь, если окажется, что мы — его самая близкая родня.

— Удивительно другое — что делают с человеком двадцать процентов комиссионных от двух миллионов долларов, — сказала Соня. — Ты в роли приемного отца — это и во сне не увидишь.

И еще удивительнее было видеть, как один намек на публикацию романа взбодрил Пипера до неузнаваемости. Он явился на Лань-ярд-Лейн в синем костюме, предназначенном для лондонских поездок, источая неприступное самодовольство. Френсик встревожился: он предпочитал авторов смирных и опечаленных.

— Познакомьтесь с мисс Футл, моим партнером, — сказал он вошедшему Пиперу. — Она ведет наши дела по ту сторону океана.

— Рад познакомиться, — Пипер отвесил сдержанный поклон, на манер Ганса Касторпа из «Волшебной горы».

— Я прямо в восторге от вашей книги, — объявила Соня. — По-моему, это изумительно.

— Вы полагаете? — сказал Пипер.

— Такая глубина, — не унималась Соня. — Такой подтекст!

На заднем плане сцены поеживался Френсик. Он бы так не напирал, да и Сонина беззастенчивость — недаром она была родом из Джорджии, с рабовладельческого Юга — ему претила. Зато Пиперу, кажется, того и было надо. Он покраснел.