— Я не виню тебя. Ты ошибаешься. Я становлюсь на соль не за тебя, а за самого себя и если было иначе — на соль ходил бы ты. Мать жестока, но справедлива. Я ударил слабого и не получил в ответ. Я не ударил сильного, а потому справедливо получил.

— Она сильнее тебя?

Люк повернулся в сторону сгорбленной женщины, которая натирала мылом его черные спортивные штаны.

— Если ты о силе, то нет. На моих соревнованиях выступают противники в разы сильнее нашей матери. Они бьют мощно и точно.

— А что тогда? — поинтересовался брат, который не против был оставаться тем, кто есть. Трусливой, но мечтательной Рыбой, которую можно было по-настоящему вывести из себя и вызвать на бой, лишь задев глубокие чувства.

— У нее сильнее слова, — без колебаний ответил юноша.

— Это так.

— Когда она говорит, то вкладывает точно такую же силу, какую вынимаю из солнечного сплетения и вкладываю в свой удар я. Получается, что она не знает приемы карате и рукопашного боя, но прекрасно знает, как сказать так, чтобы ты задохнулся от боли. Обычно после ее слов — как после удара под дых или в печень. Придти в себя трудно!

— Мать меня бьет словами слабее, чем тебя, — признался тайный любимец Ребекки.

— Это понятно. Она тебя бережет так, как я берегу то, о чем думаю.

— Ты думаешь о девушках? Признайся, Люк.

— Нет, я усилием воли заставил себя о них не думать. Мои мысли о другом…

— О чем же?

— Не твое дело.

— А чье?

— Только мое. А больше ничье!

— Ладно, ты думаешь, что я расскажу матери. Поэтому все от меня скрываешь.

— Я от тебя ничего не скрываю, Миа. Ты — предатель, и это факт. Думать о чем-то прекрасном, но не произносить мысль вслух — это не скрытность, а мечтания. Мы с тобой оба мечтатели, Миа, хотя ты Рыба, а я Скорпион. Только ты мечтаешь, предавая собственные мечты своим бездействием, а я мечтаю — воплощая их в жизнь.

— Ты не Скорпион… — вырвалось из ядовитых губ Миа, чувства которого затронули, обвинив его дважды в предательстве.

— А ты попробуй доказать мне обратное, братец! — спокойно, но твердо сказал Люк, его голос был полон смелости и достоинства. — Ты вспыхиваешь, как сено, стоит только чиркнуть спичкой по твоему эгоизму. Не по самолюбию, Миа, а эгоизму. Любить себя — это значит не давать другим испортить мнение о самом себе, это значит подобно льву знать себе истинную цену и все свои недостатки лучше врагов. Ты трус, а потому закрываешь глаза и уши на свои недостатки, словно их в тебе нет и их не видит никто.

— Хватит! — аж вскрикнул Миа от нахлынувшей на него правды.

— Открой широко глаза, трус и предатель, взгляни на себя в зеркало, возненавидь себя, а не обвиняй зеркало в своем уродстве. Прими себя убогим червем, а затем объяви себе войну и победи своего врага, как это сделал я. И только после этого поинтересуйся у меня, о чем я все время думаю, и я охотно с тобой поделюсь.

— Я ненавижу тебя, — процедил сквозь зубы Миа, в самом прямом смысле выплевав эти слова. В них было столько грязи, столько мерзости, столько болота…

— Ты ненавидишь себя, Миа, а не меня. Не бей кулаком по воде, в ней ты видишь собственное отражение. Бей себе в морду!

— Пошел ты.

— Не говори словами матери, Миа. Говори собственными словами.

— Тварь конченая…

Люк смотрел в налитые слезами глаза своего брата, павшего духом.

— Да, продолжай. Это ты! Это твои слова, иуда.

— Ты гнида, Люк. Ты падаль конченая. Ты вонючее дрефло. Я тебя ненавижу, тварь.

— Отлично. А теперь бей себя в морду.

Глаза Миа были безумными, сумасшедшими. Это был не Миа… а точнее самый настоящий он. Враг, паразит, демон, дьявол, иуда, предатель, дрочун и трус.

И Миа изо всей силы зарядил кулаком себе в нос. От этого удара он упал спиной на воду, а затем встал на ноги и вытер мокрой рукой кровь с лица.

— Отлично. Еще два десятка раз тебе придется умыть свое лицо кровью, потом будет легче.

— Честно?

— Клянусь тебе! Ты только не бросай это дело. Бей врага в морду всегда, не давай ему о говорить о тебе плохо, не позволяй ему управлять твоей жизнью. Ты не марионетка, Миа. Ты мужчина.

— Я мужчина, Люк, — повторил громко брат.

— Ага. А теперь подожди, пока кровь остановится, и пойдем к матери. Вижу, она заканчивает стирку. Скажешь ей, что неудачно нырнул и разбил нос об камень. Ясно?

— Ясно.

— Неплохой был удар, — улыбнулся Люк перед тем, как лечь на спину и поплавать, загорая под лучами палящего обеденного солнца. — Неплохой…

* * *

Директор сразу узнал Сомелье, нет, скорее не так, он не мог ошибиться в том, что один из этих двоих невысоких и худощавых юношей с одинаковым цветом глаз, волос, формой носа и подбородка — и есть серийный убийца Сомелье, который держал в страхе всю Европу.

Директор не смог определить по фотографии, кто из них кто, и не узнал ни в одном из этих юношей предполагаемого бывшего пациента. Возможно, ему нужно было увидеть снимки более ранние, где братьям по десять — двенадцать лет или еще меньше.

Нет, директор решительно не мог узнать в этих двух мужчинах пациента, которого он, по словам Сомелье, когда-то не вылечил.

В конце альбома на последней странице мужчина обнаружил имена всех одноклассников Маргарет Стенли. Его глаза быстро, но внимательно пробежались по этому списку, чтобы найти два мужских имени с одинаковой фамилией. И директор эти имена нашел.

Люк Миллер и Миа Миллер — вот те фигуры, имена которых нужны были директору. Теперь мужчина знал, в каком направлении стоит прокладывать свой дальнейший путь.

И первым делом он решил проверить все архивы лечебницы и найти историю болезни пациента Миллера.

Директор закрыл альбом и положил его отдельно на кровать, а в тумбу аккуратно сложил все остальные альбомы, армейские вещи в том виде, как они и лежали.

Перед тем как покинуть комнату, директор подошел к окну и посмотрел на балкон. С этой комнаты балкон был виден практически весь, на нем стоял небольшой круглый столик, один стул, пепельница и белая чашечка для эспрессо.

Мужчина вновь мысленно вернулся к своей сигаре, представив себе, как бы хорошо было сейчас ее пригубить, вдохнуть густой дым, нежно обволакивающий его горло, закрыть глаза и слушать любимую песню или даже шум одиноко проезжающего мимо автомобиля.

Чистый, уютный балкон, на котором хотелось провести время за чашечкой сладкого чая в компании незаменимой любовницы — его сигары.

Мисс Лора… Директор вспомнил светловолосую миниатюрную женщину, которая не могла играть на пианино с одной сломанной клавишей.