У-а-а-ых! – зеваю, потягиваюсь... И падаю с кровати. Уф, ну и тяжёлое сегодня утро.

– Завтракать! – зовёт мамочка.

Умираю с голоду.

Кое-как поднимаюсь на ноги, наскоро одеваюсь. Мне без разницы, что надеть, главное, чтоб удобно. Всякие там Исабелы, может, и не оценят свободную одежду, а мне нужно движение. Встаю перед зеркалом, напрягаю бицепс... Да, эта блузка сойдёт.

Внизу обычная суматоха, разве что мама с папой обычно столько кофе вроде бы не пьют. Все обсуждают вчерашнюю вечеринку, а виновник торжества скачет между сестрами и трещит, не умолкая, о своих новых друзьях-зверях. Надо же, раньше он совсем не был разговорчивым. Пожалуй, в этом и есть действие дара – придать уверенности в том, какой ты есть от природы. Улыбаюсь.

Иду к столу, накладываю себе завтрак. М-м, яйца! Выглядит аппетитно.

Сразу за мной – Долорес с целой горой на тарелке. А она нормально налегает, для такой-то пигалицы.

– Привет, Долорес!

Оборачиваемся – Мирабель.

Ну начинается... И я ведь не единственная, кого она сегодня утром только бесит. Едва Мирабель попадается на глаза тётя Пепе, как наверху сгущаются тучи. О нет.

Мимо проходит Исабела, в руках кофе с молоком. Мирабель тянется к ней, та в сторону – только рукава её изящные в воздухе – шух! Ну вот, а я бы точно всё на платье пролила. Над головой Исабелы порхают крошечные миленькие колибри... Эх, почему надо мной тоже птички не порхают?

– Знаешь, – обращается тем временем Мирабель к Долорес, – из всех моих старших двоюродных ты моя самая любимая. – Интересно, до любимой Долорес дойдёт, что она у Мирабель единственная старшая двоюродная? – Мне прямо кажется, – продолжает Мирабель, – что я могу рассказать тебе всё-всё-всё. – И подкладывает ей ещё еды. – А значит, ты мне тоже можешь рассказывать всё-всё-всё! Например, про ту вчерашнюю проблему с волшебством, про которую якобы никто ничего не слышал? – И она подмигивает Долорес. – Но кто-то, может быть, всё-таки слышал?..

– Камило! – слышится от стола голос дядя Феликса. – Перестань подделываться под Долорес. Что ради добавки вытворяет, а...

Мы с Мирабель глядим на Долорес, а она – хоп! – уже не Долорес, а Камило.

– Ну и ладно, хоть попытался. – И он отправляется на своё место с полной тарелкой.

Очередь двигается вперёд, и к Мирабель подступает настоящая Долорес.

– Единственный, кто видит везде какие- то проблемы, это ты, – говорит она Мирабель на ухо. – Ты и крысы, если считать тех, которые в стенах.

Не могу не поморщиться. Крысы в стенах? Какой-то уж слишком тонкий слух. Фу, хорошо, что я этого не слышу.

Долорес бросает на меня взгляд и добавляет:

– Ну и Луиза.

Замираю на месте. Откуда она знает?

– Сегодня всю ночь слышала, как она потела.

Мирабель оборачивается на меня, открывает рот, чтобы что-то сказать, и...

– Так, за стол! – провозглашает бабушка, перекрывая своим голосом разговоры. – Идёмте, идёмте. Идёмте.

Те, кто ещё не занял своё место, послушно садятся. Мне приходится сесть рядом с Мирабель.

– Луиза... – шепчет она мне.

– Дорогие мои, все мы, конечно, благодарны за чудесный дар, которым обладает теперь Антонио, – начинает бабушка. При этом она выдвигает свой стул во главе стола – и с него радостно взвизгивает парочка носух.

– Это я им сказал, чтобы они тебе место нагрели, ба, – хихикает Антонио.

Бабушка сгоняет носух со своего стула и говорит:

– Спасибо, Тонито. Сегодня мы обязательно найдём достойное применение твоему дару. – Носухи перескакивают со стула на стол и оттуда бабушке на плечо.

– Луиза, – шипит мне в ухо Мирабель, пока бабушка воюет с непокорными носухами. – Ты случайно с бабушкой вчера ночью ни о чём секретном не говорила?

Главное – сохранять невозмутимое выражение. Ртом не дёргать. Смотреть прямо, честно. Не краснеть, не ёрзать. Ушами... а что, собственно, ушами?

– Говорила! – ахает Мирабель, аж по столу от неожиданности хлопает.

И вот теперь у меня краснеют уши. Вот в чём с ушами подвох.

– Так, Мирабель! – Это бабушка наконец расправилась с носухами. – Если тебе никак не сосредоточиться, так я тебе сейчас помогу.

Теперь очередь Мирабель сохранять невозмутимое выражение. И, надо сказать, получается у неё ничуть не лучше, чем у меня.

– Касита! – приказывает бабушка, и Касита немедленно отодвигает стул Мирабель вместе с ней самой подальше от меня.

Ну, слава богу.

– Итак, как я уже говорила, нам следует каждый день трудиться, не покладая рук, чтобы оправдать данное нам чудо. И сегодня мы будем трудиться с удвоенным рвением.

Мирабель поднимает руку.

– Давайте я помогу Луизе...

– Да подожди ты, – сурово обрывает её бабушка. На месте Мирабель я бы не высовывалась. Видно же, что у бабули терпение на исходе. – Для начала – объявление. Я поговорила с Гузманами, и мы намерены поторопить помолвку Исабелы с Мариано.

Бросаю взгляд на сестру – вид у той... нервный?

– Долорес, – обращается тем временем бабушка, – как там со временем? Когда думают сделать предложение?

Долорес слегка наклоняет голову, точно сова настороже.

– Сегодня вечером, – отвечает она, послушав. – Хочет пятерых детей...

Ой-й. Исабела смущённо брызгает пучком ромашек. Бабушка припечатывает Долорес свинцовым взглядом, и та умолкает.

– Такой достойный молодой человек, да с нашей примерной Исабелой – от такой пары следует ждать самого даровитого потомства. Что может лучше укрепить оба наших рода? – И бабушка улыбается, точно уже видит розовое будущее. Исабела улыбается в ответ – только погодите. Наклоняю голову, изучаю её улыбку... Какая-то она слишком уж образцово-показательная. Как будто Исабела ну очень старается быть примерной девочкой. Интересно, что она на самом деле обо всём этом думает?

– Чмок-чмок-чмок! – слышится с другого конца стола. Там внезапно сидит Мариано и ужимисто вытягивает губки... Но в следующую секунду он уже снова Камило, который прямо-таки взрывается от хохота. Ему подхихикивает Антонио, валится со стула, и тут уж не могу удержаться и я.

– В общем, – заключает бабушка, – на нас рассчитывает весь Энканто. Вперёд, за дела! Прославим род Мадригаль!

– Прославим род Мадригаль! – хором отвечаем мы.

Мирабель пулей подрывается с места – и тут же врезается в Исабелу.

– Хоть бы раз волосы в порядок привела, – буркает та и гордо взмахивает своими локонами.

Провожаю обеих сестёр взглядом. М-да, из них ни одной дорогу лучше не переходить.