Толпа, неподвижно стоявшая у дверей Института, расступилась, чтобы дать выйти из него слушателям; все торопливо справлялись о результатах заседания. Впрочем, один из этих результатов, именно заключение, вытекавшее из речи директора Парижской обсерватории, неизвестно каким образом, проникло уже в толпу, в которой шли теперь толки о том, что столкновение с кометой по всей вероятности не будет до такой степени роковым, как это предсказывали. При том же по всему Парижу вдруг оказались расклеенными громадные объявления о последовавшем открытии биржи в Чикаго. Это было совершенно неожиданным ободрением и приглашением вновь заниматься общественными делами в надежде, что все пойдет по старому. Вот каким образом это произошло.

Скатившись кубарем с самого верха гемицикла к выходу, наш финансовый туз, внезапное исчезновение которого, вероятно, поразило читателя этих страниц, тотчас же вскочил в воздушный кэб и бросился в свою контору на бульваре Сен-Клу; через минуту он по телефону сообщил своему компаньону в Чикаго, что во Французский институт представлены новые вычисления, показывающие, что кометная история не представляет такой важности, как предсказывали раньше, поэтому крайне необходимо вновь приняться за дела и применить все усилия, чтобы открыть центральную американскую Биржу и скупить все бумаги, какие бы они ни были, лишь только появятся. Когда в Париже четыре часа вечера, в Чикаго еще десять часов утра. Американский финансист еще завтракал, когда он получил эту фонограмму от своего родственника. Ему не стоило никакого труда подготовить открытие биржи и скупить бумаг на несколько сотен миллионов. Об открытии биржи в Чикаго немедленно было объявлено в Париже, где в это время было уже слишком поздно, чтобы произвести такое же впечатление, как в Америке, но все-таки еще можно было подготовить подобный успех на завтра при помощи новых финансовых уловок. Народ охотно поверил, что американцы добровольно и по собственному почину вновь принялись за дела, и, сопоставляя это известие с успокоительным впечатлением заседания в институте, вновь увидал слабые лучи надежды среди окружавшего мрака. Однако открытия нового заседания в девять часов он ждал с не меньшим усердием, чем предыдущего в три часа, так что без особых услуг национальных гвардейцев привилегированным слушателям едва ли бы удалось пробраться к дверям дворца науки. Между тем наступила уже ночь; на небе опять единовластно царило огненное светило; комета казалась еще ярче, еще больше, еще грознее, чем прежде, и если одна половина человеческих существ, по-видимому, более или менее успокоилась, то другая продолжала волноваться и дрожать от страха.

Состав аудитории вообще был тот же самый, что и раньше. Однако все заметили отсутствие кардинала, парижского архиепископа, внезапно вызванного папой в Рим на вселенский собор и отправившегося в тот же вечер по трубе прямого сообщения Париж — Рим — Палермо — Тунис.

В ожидании перевода депеши, полученной с Марса, о чем сообщала Гауризанкарская Обсерватория, председатель в Академии предоставил слово президенту французского геологического общества, который тотчас взошел на трибуну и начал излагать свои теории о конце мира.

По словам оратора природа не делает скачков; геологи не верят больше во внезапные перевороты, в разрушение земного шара, во всемирные потопы и крушения, подобные тому, которого, по-видимому, так опасается собрание в настоящее время, так как теперь доказано, что все совершается постепенно, путем медленного развития. Человечество доживет до конца мира только через много миллионов лет, и он произойдет вследствие постепенного понижения материков и последовательного погружения суши под волны океанов, которые зальют собою всю твердую землю. В самом деле, на каждом шагу внимательный наблюдатель видит и замечает следы никогда не прекращающейся борьбы внешних сил природы против всего, что выдается над уровнем этого неумолимого океана, в глубинах которого царит вечное безмолвие, вечный покой. Здесь морские волны яростно нападают на береговые скалы, разрушают их и заставляют берега отступать из века в век. Там разрушаются и обваливаются горы, в несколько минут засыпая и погребая под собой целые селения и опустошая цветущие равнины. Альпы и Пиренеи теперь потеряли уже более половины своей прежней высоты.

Более скромна, но не менее богата последствиями деятельность таких больших рек, как Ганг и Миссисипи, воды которых столь значительно обременены растворенными и находящимися в них веществами. Каждое из этих маленьких тел, уничтожающих прозрачность увлекающей их среды, представляет собой частичку, оторванную от твердой земли. Так, медленно, но верно воды приносят и складывают в великом хранилище всего — океане — всякую частицу, потерянную поверхностью почвы.

Не трудно предсказать, каков должен быть окончательный результат подобного явления. Постоянно действующая сила тяжести удовлетворяется только тогда, когда находящиеся в ее власти вещества займут самое устойчивое положение; а это возможно лишь в том случае, когда эти вещества будут ниже всего, когда им уже некуда будет скатываться и падать. Поэтому все возвышенности неизбежно должны уничтожиться и понизиться до уровня океана, этого общего вместилища, куда направлено и где оканчивается всякое движение, всякое перемещение вещества. Все, что отнято и похищено у материков, складывается и распределяется ровным слоем на морском дне. Окончательным последствием этого будет полная и совершенная равнинность, выравненность материков, или иначе, — уничтожение всех выпуклостей на твердой земле.

В этом месте речи почтенного геолога товарищ и заместитель парижского архиепископа, занимавший место на трибуне высших должностных лиц, встал и, когда оратор замолк, сделал следующее замечание:

— Так буквально исполнятся слова Писания: «Всякая долина засыплется; всякая гора и всякий холм понизятся».

— Если не произойдет ничего, — продолжал геолог, — что в известный момент изменило бы взаимные отношения между сушей и океаном, то в таком случае мы придем к неизбежному заключению, что все неровности на Земле роковым образом обречены на уничтожение. Но сколько лет потребуется для этого?

Вся суша, если бы сровнять горы и засыпать долины, представилась бы в виде плоской равнины, возвышающейся всюду над уровнем морей приблизительно на 375 сажен. И если предположим, что вся поверхность материков занимает 127 миллионов квадратных верст, то окажется, что объем всей этой плоской возвышенности, выдающейся над морем на три четверти версты, составит 95 или круглым числом сто миллионов кубических верст. Вот как велик запас веществ, на уничтожение которого направлено разрушительное действие внешних сил. Несомненно — запас этот почтенный, но его никак нельзя считать неистощимым. Можно допустить, что все реки вместе в течение года приносят в море 19 тысяч кубических верст воды. В таком количестве речной воды, по расчету 38 частей в 100 000 частях воды, твердые вещества занимают объем в 8 кубических верст с 58 сотыми. А это число относится к предыдущему объему материков, как 1 к 9730000; следовательно, если бы вся твердая земля представляла собой ровное плоскогорье в три четверти версты высотою, то по одной этой причине с нее ежегодно снимался бы слой почти в 7 сотых миллиметра в год, или в 1 миллиметр через каждые четырнадцать лет и, значит, в 7 миллиметров через каждое столетие.