Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что-то рановато. Толком еще ничего не готово, но можно пожарить блины.
— Отлично. А как насчет пары яиц?
— Попробую. — Она чуть поколебалась. — Вы с тем парнем знакомы? Ну с которым вчера здесь сидели.
— Никогда не видел его раньше… А ты?
— Нет, но он сказал моей тете, что хочет купить какие-то рудники и поэтому много разъезжает.
— В такую-то погоду? Что тут увидишь, когда все покрыто снегом?
— Нам тоже так показалось.
Она принесла кофе, а затем через несколько минут стопку блинов и немного жидкого варенья.
— Яйца у нас есть. Тетя говорит, заказывай, если хочешь. — Она снова помолчала. — Ты ей понравился.
— Прекрасно. Может, мне стоит здесь задержаться?
— Тут мало работы. В основном рудники и лесоповал. А за горами, к югу, разводят скот. Ты ковбой?
— Могу делать все, что предложат, но сейчас… сейчас мне надо кое-что доделать.
Она задумчиво посмотрела на меня — я не очень походил на человека, который собирался всю жизнь крутить коровьи хвосты. Я не стал ей ничего объяснять. Зачем? Сама мысль об этом доставила мне удовольствие, впервые заставила меня отнестись к моим деньгам как к моим деньгам.
— Меня зовут Тереза, — представилась она. — Чаще просто Терри.
— А я Макрейвен Кирни. Хотя иногда меня называют кто как хочет. — Я улыбнулся. — Давненько мне не приходилось видеть такой симпатичной девчонки.
Она чуть зарделась, но, похоже, от удовольствия. Я не считал себя мастаком вести приятные разговоры с женщинами, не говоря уж о девушках. Вот папа — другое дело. «Всегда старайся сказать им что-нибудь приятное, — посоветовал он мне как-то раз, — особенно официанткам, да и другим тоже. Не забывай, они на ногах с утра до ночи, им частенько приходится терпеть упреки и брань. От тебя не убудет порадовать их добрым словом».
Я, безусловно, наговорил бы Терезе целый короб добрых слов, если бы, конечно, умел.
— Он что-нибудь рассказывал?
Она сразу поняла, что я имел в виду.
— Нет… Почти все время молчал. Он все смотрел, подмечал, что происходит вокруг…
Именно в этот момент вошел Феликс Янт и довольно бодро произнес:
— Доброе утро! Однако раненько ты встаёшь.
— На ранчо всегда встают до солнца, — ответил я. — Мне в любом случае никогда не приходилось залеживаться.
Он повел себя вполне по-дружески, начал восхищаться горами, каньонами, затем стал сравнивать их с горами там, на Востоке. Я вслушивался в каждое его слово, стараясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, чтобы объяснить, почему этот человек меня так тревожил. Чувствовалось, он знает про меня больше, чем нужно, и мне это не нравилось, совсем не нравилось. Создавалось ощущение, будто за тобой следят, следят, не переставая…
У него были руки картежного игрока — тонкие, белые… очень красивые руки. Подозреваю, он принадлежал к тем, кого здесь принято называть джентльменами, хотя, на мой взгляд, скорее, только по рождению, а никак не по натуре. Вместе с тем он оказался отменным рассказчиком, слушать которого нередко доставляло истинное удовольствие.
— Все это очень хорошо, — заметил он, обводя рукой вокруг, — но этого мало. Надо путешествовать, надо видеть другие места, надо иметь основу для сравнений.
Казалось, он обращается больше к Терезе, чем ко мне, а что может быть приятнее для молодой женщины, когда с ней вот так говорят! Этот маленький уютный городок показался совсем крошечным, совсем незначительным, когда он стал описывать Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон, Париж… Создавалось впечатление, что он везде побывал, все на свете уже повидал. Тереза смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами, и мне это, конечно, действовало на нервы, ужасно раздражало. Мне тоже хотелось рассказать что-нибудь по-настоящему увлекательное, но… когда от зари до зари гоняешь коров по горам, то о чем уж тут говорить?! И все-таки…
— Мы с отцом тоже кое-что повидали, — равнодушно заметил я. — Проехали чуть ли не весь Запад. Видели Додж и Эль-Пасо… Это через реку от Мексики!
— Даже так? — Янт приятно удивился и не скрывал этого. Затем он как бы ненароком, но так хитро, что я чуть не купился, спросил: — Кстати, твой отец когда-нибудь предлагал тебе съездить домой? То есть к нему домой?
А вот о своем прежнем доме папа как раз никогда не упоминал, но Феликсу об этом знать ни к чему.
— Время от времени, — соврал я.
Однако его «кстати» невольно навело меня на мысль, а почему, кстати, папа никогда этого не делал? Почему никогда даже не упоминал о своем доме? Не рассказывал о себе, о своей семье, о месте, где родился? О своих родителях, детских годах?..
Затем в памяти вдруг что-то всплыло… Я был совсем еще мальчишка, почти ребенок; в комнате стоит женщина, стройная, темноволосая, с большими черными глазами… Не знаю, откуда она появилась, как там оказалась… Кстати, а где «там» это происходило? Помню только, на ней — красивый плащ, а за окном — ночь.
Может, это плод моего разыгравшегося воображения? «У меня всего несколько минут… Мне страшно, страшно! Он возвращается, Чарльз, а ты ведь знаешь его! Я боюсь! Если он узнает, что я говорила с тобой, он убьет меня. Я не шучу. Он меня убьет!»
«Тебе нельзя здесь оставаться. Уходи… беги, пока не поздно! Если бы я только мог… «
«Это не в твоей власти, Чарли. Никто уже ничего не сделает! И если ты вернешься, придет конец всему. Они думают, что виноват ты, Чарльз. Они все так считают… кроме, наверное, дедушки. Он, по-моему, другого мнения».
«Но ведь я этого не делал! Да, мы поссорились, не отрицаю, но больше ничего не последовало. Всем известно, я совсем не мстительный человек».
Я действительно вспомнил! Но почему? С какой стати? Наверное, меня поразила ее красота, неожиданность ночного появления и страстность, с которой она говорила.
Как давно это случилось? Лет тринадцать назад? Нет, пожалуй, четырнадцать.
К нам в дом — где бы мы ни жили — больше никогда не приходили женщины… я имею в виду к папе.
Правда, был и другой раз, о котором я не любил вспоминать и даже не сказал о нем папе. К нам явилась ведьма.
В день моего рождения, когда мне исполнилось восемь и я сидел дома один. Папа ушел и обещал принести мне что-то особенное.
Подарка я так и не получил, поэтому и запомнил тот день, поскольку папа всегда выполнял свои обещания… за исключением того раза. Тогда он вдруг заболел… чуть не умер и болел еще несколько месяцев.
Может, все из-за той ведьмы?
Тогда за завтраком Янт начал меня жутко раздражать. Мало того, что гладко говорил, но и выглядел он так элегантно, будто, как говорят, его только что вынули из подарочной коробки. Рядом с ним я чувствовал себя настоящим оборванцем.