Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вроде лучше.
– Вот и хорошо, барышня, – кивнула Арина и отошла от нее. Варя проследила взглядом за женщиной и заметила, что с печи свешиваются головки двух светловолосых девочек, с любопытством глядящих на нее.
– А отчего это вы валялись у наших ворот, позвольте спросить? – вдруг раздался грозный голос сбоку от нее.
Испуганно переведя глаза вбок, Варя увидела того самого молодого мужчину, что повстречался им на мосту еще в Кунгуре. Он был в том же темном коротком меховом тулупе, но без шапки, и его густая темно-русая короткая шевелюра падала на лоб. Опешив от его недовольного сверлящего взгляда, девушка уставилась на грозное лицо и лишь пролепетала:
– У меня случился приступ удушья, и я потеряла сознание…
– И как вы оказались у нашего дома? – не унимался Твердышев, сверкая на нее мрачным взором. – Вы же вроде к бургомистру ехали?
– Арина Афанасьевна любезно согласилась принять меня на постой.
– Что-что? – грозно заметил Матвей, оборачиваясь к жене, которая спускалась с печки.
– Матвей, иди раздевайся, что ты встал у дверей, – пожурила его она, проходя мимо недовольного мужа, который так и стоял, не раздеваясь, уперев одну руку в бок. Вновь подойдя к девушке, Арина, обернувшись к печи, и велела: – Маня, спускайся, принеси теплой воды. Вы, барышня, лицо обморозили. Надо погреть.
– И давно в моем доме баба командует? – возмутился Матвей, зло зыркая на жену. Варя искоса бросила быстрый взгляд на высокую широкоплечую фигуру Матвея Гавриловича в коротком тулупе, темных штанах и сапогах. Он как-то угрожающе постукивал по бедру концом хлыста, что был в его руке. Весь его грозный, недовольный вид навел Варю на мысль о том, что этот человек явно не намерен оставлять ее в своем доме. Однако искать иное прибежище у нее не был сил, оттого она как можно приветливее улыбнулась ему и молящее произнесла:
– Прошу, позвольте мне остаться. Я вам хорошо заплачу.
– Нет у нас лишнего места, – тут же отрезал Твердышев, отчего-то от улыбки этой столичной модницы ему стало совсем не по себе, и он сильнее сдвинул брови к переносице.
– Уймись, Матвей. Что ты разошелся-то? – вмешалась Арина, оборачиваясь к мужу. – Ночь уж на дворе. Да и мороз лютый какой день. Куда барышня пойдет?
– Вы не беспокойтесь, Матвей Гаврилович, я вас не стесню, – снова начала Варя, поднимаясь с лавки и устремляя просящий взор на хозяина дома, который был явно не рад ее видеть. – Мне только маленькая комнатка нужна и все. За проживание и еду я буду платить тридцать рублей серебром за каждый месяц.
– Вот матушка, – выпалила десятилетняя Маня, подскочив к ним с деревянным ковшом с водой.
– Не дело это, избалованной барыньке жить у нас! – возмутился Твердышев, едва жена вывела его в соседнюю столовую.
Арина, прекрасно зная крутой нрав мужа, ласково провела ладонью по его руке и тихим вкрадчивым голосом произнесла:
– Почему же избалованной?
– Дак на ее лице все написано! Спесивая и надменная, явно нас за людей не считает!
– Ну, зачем ты так зло говоришь?
– Не зло, Арина, а знаючи. Ты что, думаешь, эти столичные дворянчики что-то знают про нашу жизнь здесь? Да им не интересны наши дела, они всю остальную империю, что далее ста верст от них, за людей не считают. Сидят в своих столицах и только деньги с нас требуют. И чего эта барынька притащилась в такую даль, неведомо. Явно что-то бредовое у нее на уме, нутром чую.
– Ну, Матвей, подумай хорошенько. Видно, что она из знатных. Дворянка как есть. Сказала же она, что ее брат отбывает наказание на Андреевских рудниках, к нему и приехала.
– Что дворянка, и сам вижу, но отчего тогда ее брат каторжник на рудниках? Странно это.
– Я не знаю. Но она обмолвилась, что из самого Санкт-Петербурга приехала. Сам же слышал, что ее брат сослан на рудники по указу императрицы.
– И что? Какая-то темная история у этой барышни. И вообще, не нравится мне она. Сразу видать, своевольница, раз из самой столицы пожаловала одна, без родителей и мужа.
– А может, у нее нет мужа?
– Пусть и нет. Но не дело это, одной девице шататься по дорогам лихим, а она, видать, точно не в своем уме, раз такое вытворила. Очень я сомневаюсь, что ее родители или муж разрешили в одиночку в наши края приехать. Странная девица эта, чего-то недоговаривает. Не думаю, что она может остаться у нас в доме.
– Но Матвеюшка, не руби с плеча. Подумай, куда ей теперь идти?
– Ариша, у нас нет места, – уже более спокойно произнес Матвей, чувствуя, как Арина прижалась мягкой грудью к его телу и ласково гладит его спину ладонью. Он отчетливо понял, что жена прекрасно знала, как успокоить его. Женская ласка и близость сразу же затуманили ему голову, а в ноздри ударил хорошо знакомый запах трав и молока, который был присущ жене.
– Как нет? А пустая дальняя комнатка?
– Дак для следующих детей ее готовили.
– Ну, Матвей, подумай хорошенько. Если она проживет у нас хотя бы до лета, получим сто рублей. Сможем у Балакирева мастерскую полностью выкупить и сами на себя работать. Ты же мечтал об этом. К тому же где ей еще жить, как не у нас? Она ведь к хоромам привыкла. А после особняка воеводы и дома отца Иллариония наш дом лучший во всей округе.
Матвей упорно молчал, глядя на жену. Его нервировала только одна мысль о том, что эта барышня с золотыми глазами и медовым запахом будет находиться рядом. В тот миг, когда девица открыла глаза, придя в себя, он сразу же ощутил, что ему не хватает воздуха от ее близости. Два года назад на площади, когда он оказался в Москве проездом и впервые увидел ее в толпе в толчее, ее прелестный нежный облик всколыхнул все его существо. Тогда она была совсем юной, но Матвей почувствовал, что ее красота притягивает его. Однако он прекрасно понимал, кто он и кто она. И отдавал себе отчет в том, что подобная барышня никогда не будет ему ровней.
И нынче словно по какому-то неведомому року, эта самая девица оказалась здесь и просила постоя в его доме. Инстинктивно Твердышев чувствовал, что надо держаться от этой надменной барышни подальше. Она была слишком красива и изысканна, к тому же вела себя надменно и чересчур воспитанно. Матвей ощущал себя неловко в ее обществе теперь. На все его выпады она отвечала вежливо и сдержанно, и это до крайности раздражало его. Однако Арина смотрела на него таким просящим взором, что Матвей чувствовал, что не может отказать жене в просьбе. Тяжело вздохнув, он нахмурился.
– Хорошо, будь по-твоему, Ариша, – согласился Матвей, притягивая жену ближе к себе. – Пусть живет. Но впредь не решай без меня.
– Ладно, Матюша, – кивнула Твердышева и, обвив шею мужа, приникла к его губам.
Вареньке отвели дальнюю комнату на втором этаже дома, рядом с детской спальней. Комнатка была небольшая, но уютная, с небольшой кроватью и мягкой периной, комодом и деревянным шкафом. Ее окна выходили на центральную улицу поселка, и девушка, часто сидя у окна по вечерам, наблюдала за местными жителями.