Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волков отправил всех обратно в лагерь, только Максимилиана и Сыча оставил с собой. Когда он готов был уже повернуть и ехать к стойлам за ареной, чтобы там спешиться, его окликнул Брюнхвальд:
— Кавалер, вы уделите мне минуту вашего времени?
— Да, друг мой, что вы хотели? — остановил коня Волков.
— Я взял сыра с собой, — начал ротмистр.
— Я видел, вы взяли целый воз хороших сыров. Понять не мог, зачем.
— То для графа, отвезу этот сыр к его двору. В подарок.
— Это разумно, Карл, это разумно.
— Но я хотел бы, чтобы вы с ним поговорили обо мне, — продолжал Брюнхвальд, заметно смущаясь, видно, что этот разговор старому солдату давался нелегко. — Понимаете, ездил я в Мален недавно.
— Так, и что?
— Хотел выкупить или арендовать себе место на рынке, поставить туда сына для торговли сыром. Так мне отсоветовали.
— Отчего же и кто вам отсоветовал?
— Отсоветовал мне старший городской советник, сказал, что пока не урегулирую вопрос с гильдией молочников и сыроваров, лучше мне деньги на аренду не тратить.
— Ясно, гильдия не дозволит вам торговать в стенах города, пока вы не станете членом гильдии.
— Именно.
— Вы, конечно, пошли в гильдию.
— Пошел.
Брюнхвальд невесело вздохнул.
— И сколько они запросили?
— Даже говорить о том не хочу.
— Сколько? — настоял Волков.
— Восемьсот двадцать талеров земли Ребенрее за вступление и еще годовой взнос, про него я и спрашивать не стал, — произнес с очередным вздохом ротмистр. — Вот я и подумал, не могли бы поговорить с графом по моему делу.
— Я обязательно поговорю по вашему делу с графом, только сразу скажу, что это вряд ли поможет, Карл.
— Я буду вам очень признателен, кавалер, — сказал ротмистр.
— Но после этого разговора мы будем знать, что делать дальше.
На том они и расстались.
В стойлах за ареной он оставил коней и Сыча, а Максимилиана взял с собой и пошел с ним наверх, в графскую ложу.
Там его сразу отвели к графу и маршалу, он им кланялся, и они были с ним любезны. А маршал, грузный и седой человек с золотой цепью на груди, так и вовсе сказал:
— Отличных людей вы привели. Отличных.
— Вы их наняли для смотра, кавалер? — спросил один из серьезных мужей, что сидел сразу за маршалом, видимо, один из гауптманов.
— Если так, то это будет неправильно.
— Нет, они живут в моей земле, я выделил им наделы, — ответил Волков.
— Неужто в вашем плохом поместье нашлось столько хорошей земли, — удивлялся граф.
— Хорошей земли у меня вовсе нет, на моей глине только рожь растет, но солдаты неприхотливы, им и рожь в радость.
— А чем же вы прельстили офицеров, они у вас, кажется, тоже неплохи? Ну, на первый взгляд, — спросил маршал.
— Мои офицеры отличны и тоже просты, как и солдаты, им я тоже выделил наделы и участки под дома. Вот они со мной и остались.
— Мудро, мудро, — говорил маршал. — Говорят, что вы много где в войнах бывали.
— Много, господин маршал, много в войнах мне быть довелось, — отвечал Волков. — И люди, что перед вами шли, тоже во многих компаниях отметились.
— Нам добрые люди всегда нужны, — заметил все тот же неприветливый гауптман, — но если вы полагаете, что за приведенных сверх меры людей вам будет из казны вспомоществование, то ждете вы напрасно. В казне денег нет.
— Я не уповаю на награду, — скромно отвечал Волков.
Тут граф покосился на маршала, по-товарищески похлопал того по руке и сказал:
— Ну, какое-нибудь вспомоществование я от своей казны выделю, — он улыбнулся Волкову. — Тройку возов с бобами, пару бочек с толченым салом, пару возов муки да хороший баран, думаю, лишними не будет.
— Премного вам признателен, — сказал Волков с поклоном. — Мои люди не избалованы, ваш приз будет для них большой радостью.
— Ну, раз так, — сказал маршал, — то путь и от меня будет им пол свиньи и пару бочек пива, — он обернулся на своих помощников, — гауптман Фильшнер, распорядитесь.
— Распоряжусь немедленно, господин маршал, — сказал неприветливый гауптман.
Волков поклонился и маршалу. Кажется, все дела были закончены, он думал уже поцеловать руку епископу и убраться отсюда, все-таки, здесь он чувствовал себя не совсем уверенно, уж слишком важны были люди, что сидели в ложе. Но старший сын графа, Теодор Иоганн Девятый граф фон Мален, поймал кавалера за локоть и, усмехаясь, сказал:
— Собираетесь сбежать? Даже и не надейтесь, вас ждут.
— Кто же? — искренне удивился Волков.
Но молодой граф не ответил, он только указал рукой, продолжая загадочно усмехаться:
— Вам туда, кавалер.
Теодор Иоганн был молод, но искушен. Он прекрасно чувствовал себя с седыми мужами рядом, выделяясь и умом, и характером. И умел лишь тоном своим, а не только словами, повелевать. Волков даже и не подумал ослушаться его.
Он развернулся в ту сторону, в какую указывал молодой фон Мален и сразу понял, о чем тот говорил.
Ему улыбалась сама Элеонора Августа, девица фон Мален, четвертая дочь графа. Незамужняя дочь. Она сидела рядом с красивой женщиной с рыжими волосами, которая тоже ему улыбалась. Немного… нет, не робея, с чего бы ему робеть перед женщинами? Он не спеша он двинулся к ней, на каждом шагу кланяясь тем дамам и господам, что сидели в ложе до нее. Нелегко в латах и при мече, никого не коснуться и не задеть, пробираясь между кресел. Так дошел до Элеоноры с красивой дамой, остановился и поклонился им низко.
— Бригитт, уступите кавалеру место, — сказала Элеонора Августа, улыбаясь ему ласково.
Красивая женщина тут же встала, ее лицо в веснушках было приветливо, она улыбалась, стараясь сгладить неловкость и освобождая ему место, но Волков не сел в освободившееся кресло.
— Что же вы, кавалер? — настаивала Элеонора, похлопав ладонью по подлокотнику. — Садитесь, Бригитт моя служанка, она постоит.
— Госпожа, я так не могу, — улыбался Волков.
— Садитесь, кавалер, — произнесла рыжая Бригитт. — Садитесь, я просто берегла место.
— Нет, госпожа, — настоял он. — То не достойно будет.
— Ах, как вы щепетильны, — сказала Элеонора и на ее лице мелькнула тень недовольства. Видно, не привыкла дочь графа, что бы кто-то не выполнял ее просьб. Но она не стала настаивать. — Лакеи, лакеи, кресло рыцарю!
Кресло нашлось сразу, но вот чтобы поставить его, втиснуть меж других, пришлось многим господам привстать. Ничего, Волков о том не волновался, а вот красивая женщина Бригитт краснела и стеснялась от доставляемых всем неудобств.