– Не знаю, – ответила Арианн, осторожно отодвигая счета, которым грозило быть смятыми задом Габриэль. – Месье граф, говоря по совести, не самый откровенный человек. Он улыбается, шутит, но не сообщает абсолютно ничего.

– А ты не пробовала читать по глазам?

– Конечно, пробовала! Но это было все равно… что пытаться прочесть книгу со склеенными страницами.

Габриэль молча разочарованно переварила эти сведения и вернулась к кольцу. Прищурившись, более внимательно разглядела металлическую полоску.

– Тут какие-то странные знаки. Что это?

– Рунические буквы, – пояснила Арианн. – Очень похожие на многие из тех, что в старых рукописях у нас внизу.

– Можешь перевести, что здесь написано?

– Может быть. Не уверена.

По правде говоря, Арианн почему-то не хотелось браться за это. Габриэль соскочила со стола и принесла ей увеличительное стекло.

Девушка стала разглядывать кольцо через стекло. Сестра смотрела через ее плечо.

– Ну? – нетерпеливо торопила она, пока Арианн напряженно старалась разобраться в письменах.

Наконец Арианн опустила стекло и, поколебавшись, сказала:

– Думаю, переводится так: «Это кольцо связывает тебя со мной сердцем и душой».

Габриэль поджала губы.

– По-моему, звучит как заклинание.

– Не глупи. Всего лишь романтическая надпись. Мама не учила нас верить в такие глупости, как волшебные кольца и талисманы.

– Все равно я по-прежнему считаю, что от него надо избавиться. Брось его в колодец.

Арианн покачала головой:

– Не могу.

– Почему?

– Потому что обещала графу, что, если он оставит меня в покое, буду носить это кольцо.

Габриэль сердито взглянула на нее:

– Обещание, вырванное у тебя угрозами! Почему ты считаешь себя обязанной держать такое обещание?

– Габриэль, это вопрос чести.

– Чести, – насмешливо повторила Габриэль. – Это мужское понятие, предлог для того, чтобы убивать друг друга на дуэлях.

– И, тем не менее, я дала слово и не откажусь от него.

– Господи, Арианн! – возмущенно вытаращила глаза Габриэль. – Клянусь, что ты будешь считать себя обязанной играть по-честному и с самим дьяволом, если даже это будет грозить тебе могилой. Или в данном случае, можно сказать, бракосочетанием?

– До этого никогда не дойдет, хотя… возможно, да. Габриэль строго поглядела на нее.

– Арианн Шене! Никогда не говори мне, что намерена уступить и выйти за этого отвратительного человека.

– Думаю, что до этого не дойдет, хотя в наших обстоятельствах, кажется, было бы глупостью отказываться.

Габриэль перегнулась через стол и захватила стопку пергаментных бумаг. Арианн очень не хотелось, чтобы сестры были полностью осведомлены о тяжелых обстоятельствах, в которых они находились, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы помешать Габриэль рыться в бумагах.

Долги в основном наделал отец, когда оплачивал три галеона для своего грандиозного исследовательского похода. Великого путешествия. В горькие минуты Арианн называла это великим бегством. Бегством от жены, которую предал, и укоризненных взглядов дочерей.

Габриэль дошла до конца стопки и погрустнела. Но скоро собралась, бросила рассыпавшиеся по столу долговые расписки.

– Нет ничего, что мы сами не могли бы сделать. Как насчет снадобья, которое ты пыталась сварить утром? Если бы удалось повысить урожайность наших угодий в Бретани, со временем…

– Как раз времени у нас может не оказаться. – Арианн аккуратно собрала в стопку разбросанные Габриэль бумаги. – Папа отсутствует так долго, что его кредиторы теряют терпение. А если он не вернется, владения в Бретани перейдут к нашему кузену Бернару.

При упоминании Бернара Шене Габриэль скорчила гримасу.

– Этот Бернар – свинья.

– Но он мужского пола, и по закону это дает ему право, особенно потому что папа никогда не считал нужным оставить завещание.

– Арианн, папа еще не объявлен умершим. Так что я не вижу никакой причины идти на благородную жертву и выходить за месье де Чудовище.

– Возможно, Ренар несколько неотесан, но я не стала бы называть его чудовищем, – возразила Арианн.

– Он высокомерный нахал и просто животное и… и что еще хуже – нечестивый Довилль. – Габриэль взяла Арианн за руки и опустилась перед ней на корточки. В серьезном взгляде ее голубых глаз таилась злость. – Ты заслуживаешь самого лучшего мужчину, такого, кто будет тебя боготворить, будет тебе безоговорочно предан. Того же достойна Мири.

Редко бывало, чтобы Габриэль так откровенно выражала свои чувства. Глубоко тронутая заботой сестры, Арианн ласково поправила упавший на ее лоб локон.

– А как насчет тебя, малышка?

По прелестному личику Габриэль пробежала тень, но она быстро собралась и весело рассмеялась.

– Меня? О, я смогу вытерпеть только самого богатого и важного. Никогда не соглашусь на какого-то графа.

– Полагаю, ты предпочтешь герцога.

– Герцога? – Габриэль поднялась и презрительно покачала головой. – Не меньше, чем принца, хотя лучше бы короля.

Арианн не могла не улыбнуться, глядя на принятую сестрой позу величественной самоуверенности.

– Короли, когда женятся, склонны требовать королевских кровей и больших земель в приданое.

– А кто говорит о браке? Всем известно, что лучше быть любовницей. Вот где власть и богатство.

Улыбка Арианн погасла.

– Этим не шутят, Габриэль.

– Арианн, я не шучу. – Мягкие очертания безупречного профиля Габриэль все еще говорили о ее юности и невинности, но в глазах царило выражение, которое так пугало Арианн. – Если у тебя еще остаются сомнения, вспомни о подружке папы.

На Арианн до сих пор тяжелым бременем давили боль и утрата иллюзий, когда обнаружилось, что папа содержал любовницу. Долгое время она всеми силами стремилась смириться с предательством отца, которому раньше верила и которого очень любила.

– Думаю, что большинство мужчин неверны своим женам, – глухо промолвила Арианн, – Но я стараюсь верить, что, в конечном счете, сердцем папы владела мама.

– Это должно было служить ей огромным утешением: владеть его сердцем, в то время как денежки и драгоценности уплывали той женщине в Париж, – задумчиво глядя в окно, съязвила Габриэль. – Париж, – тихо продолжала она, – вот где нам следует жить, вместо того чтобы чахнуть на этом жалком острове.