Наши представления таковы, что русская равнина, из которой мы вышли, как нация — отнюдь не спокойна и умиротворенна. Наоборот, она рождает бурные, геройские характеры! Как же не совпадает пейзаж и характер народа, который вырос и живет в нем. Такой народ не должен был побеждать в битвах, строить империй, мечтать построить коммунизм во всем мире. Но однако!

Русская равнина — не такая, какой кажется. Так же как и Средиземное море — совсем не простое, коли в его пределах зародилось столько интересных цивилизаций: крито-минойская, финикийская, греческая, римская, карфагенская, европейская.

Не стоит думать, что умиротворяющий пейзаж: березки, неспешные речки и поля действуют умиротворяюще. Нет, на русской равнине не стихают битвы, она не знает покоя. Что-то в ней есть такое, скрытое, что оказывает влияние на характер живущих на ней людей, некое формирующее воздействие.

Но какое? И что служит источником этого воздействия?

К сожалению, данный вопрос выходит за рамки целей нашей исключительно практической книги.

Стремление к неопределенности сродни амбивалентности. Мы не можем положиться на человека, потому что он все время нарушает данные обещания. Мы, русские, хорошо знаем, как это бывает. Но почему мы так делаем?

Это происходит опять-таки потому, что нам так выгодно, что в нас очень силен инстинкт самосохранения, который говорит нам: извернись, пообещай, сделай так, как тебе выгодно СЕЙЧАС. А завтра? Инстинкт не знает, что такое завтра.

— Русский!

— Да, Чак?

— Ты пойдешь сегодня на работу?

— На работу? Не знаю. А тебе зачем?

— Как зачем? Мы же с тобой сегодня шпангоуты крепим!

— Сегодня? А может, завтра?

— А почему завтра?

— Ну ладно, пойдем сегодня…

— Точно!

— Ну да, вот встанем, позавтракаем, там и посмотрим…

— Что посмотрим?

— А вдруг дождь?

— И что?

— Ну, не пойдем…

— Как не пойдем! Давай, точно решим: идем или нет?

— Как можно точно решать, когда все вокруг неточно? Сейчас погода одна — через час — другая. Поднимется ветер, как крепить будем? Все надо решать в последний момент.

Все люди любят определенность. Все, кроме нас. На Западе, например, в Англии, семейные пары точно знают, куда они поедут в следующий отпуск, и на следующий год, и потом. Все заранее расписано, предопределено. Характерен такой английский случай, его можно выразить в диалоге:

— Дорогой, так ты идешь на эту работу?

— Я еще не решил.

— Почему? Такая хорошая работа.

— Понимаешь, им нужен человек всего на шесть лет. А потом? Что я буду делать?

Для нас это — смешно. Мы не знаем, что с нами будет завтра, не то, что через шесть лет.

Мы хотим, чтобы вокруг все было определено, но чтобы мы сами были максимально неопределенны. Мы необязательны, мы приходим не вовремя, мы управляем трамваем и не спешим на встречу с пассажирами. Зачем? Ведь должен быть определенным весь мир — но не мы!

Переехавшие жить в Финляндию на форумах пишут: «вы уже долго живете в Финляндии, если сердитесь, когда автобус приходит в 7.47, а не в 7.43». А мы?

Посмотрим на нашу историю. В ней мы найдем сплошную неопределенность. Вроде бы нами правил Рюрик. Но к Скандинавии мы не принадлежим. Рюрик приплыл как викинг, младший сын главы клана, но земли клану не принадлежат. Как так?

Потом нас завоевывает Орда. Но Орда здесь не живет. Мы платим ей дань, как завоеванный народ, но сами вольны выбирать свой строй, своих правителей, набирать войско. Более того, Александру Невскому помогают степняки, а он — им. Или вернее, все решают одну задачу: уберечь границы общего с Ордой государства от Запада? Тогда, получается, что никакого Ига не было и мы жили душа в душу с монголами, как и говорил Лев Николаевич Гумилев.

Так как же было на самом деле?

Думаем, такой разговор происходил в ставке Золотой Орды:

— Рус! Перед тобой наша сила. Вы раздроблены, вам не устоять против нас. Но нам не нужны ваши земли — на них много лесов, непроходимых для коней, много рек, через которые надо переправляться. Живите сами на своей земле, но платите нам дань.

(Как и много позже, это был монолог. Что мог ответить русский князь, мы не знаем. Каждый хотел выговориться сам — и это они нам передали, точно!)

Вы платите — Орда вас защищает («крышует». Вот откуда опыт привлечения охраны со стороны! На Западе — землю охраняли те, кто живет на земле.)

— Ты говоришь — мы даем тебе воинов, ты побеждаешь своих врагов.

— Нам нужно зерно и мясо. Тебе — защита. Работайте, и мы вас защитим.

— Не печалься — мне все платят. Даже мои сыновья.

Русский князь, конечно, опечалился. Еще бы, лишили собственной истории, собственного выбора! Но потом подумал: а что такого? Его защищают, он может обратиться прямо к Хану, если что. Собственно, все не так и плохо.

Позже эта неопределенность положения разорвала страну надвое при Петре. Часть страны хотела одного, часть — другого. Еще позже — в гражданскую, то же самое. Нет плохих и нет хороших, мы теперь это понимаем. Нет единства среди нас самих — это самое главное.

Нет его, потому что нет единства внутри каждого из нас. Все не определено! Потому что не мы не знаем, кто мы и откуда. Не разъяснено, нет точки отсчета, не от чего оттолкнуться, чтобы пойти дальше.

На картине Васнецова «Витязь на распутье» мы видим: налево пойдешь — будет плохо, направо пойдешь — тоже будет плохо, прямо — хуже некуда. Может остаться? Но нет: рядом с камнем череп и кости, а значит, остаться тоже нельзя! Что же делать? Сплошная неопределенность…