вагона и ракетного контейнера, который в нем находился, с помощью группы дежурных инспекторов, а затем уведомил Советы о своем намерении просканировать ракету, как это установлено условиями договора о РСМД с помощью КаргоСкана.

Советы отказались разрешить сканирование ракеты.

К этому времени штаб-квартира OSIA была информирована, и полковник Коннелл ожидал дальнейшего развития событий.

Поскольку Стью был занят координацией действий со штаб-квартирой OSIA, меня призвали помочь подполковнику Питерсону во взаимодействии с Советами. Для меня самым важным было сохранить спокойствие. Я встретился с советским начальником смены Евгением Ефремовым, с которым у меня были хорошие рабочие отношения со времен самых первых инспекций, проведенных в начале июля 1988 года (действительно, Ефремов пригласил меня к себе домой в канун Нового года чуть больше года назад, для встречи Нового года). Мы поприветствовали друг друга и быстро выяснили, что разворачивающиеся события находятся вне нашего контроля и что мы будем выполнять свою работу так, как нам было поручено, без всякой злобы по отношению друг к другу.

Первое, что мы сделали, это договорились переместить железнодорожный вагон в здание контроля, специально построенное Советами для проведения визуальных проверок ракет в контейнерах. Договор допускал проведение восьми таких инспекций в год. Перемещая вагон в инспекционное здание, я не брал на себя обязательство провести один из восьми выделенных визуальных осмотров — это было решение, принятое OSIA совместно с ASIS, как только их уведомили о том, что ракета покидает завод. Скорее всего, и Ефремов, и я понимали, что нам, возможно, предстоит долгое противостояние, и, учитывая снижение градуса, было разумнее сделать все по погоде.

В 16:00 часов я присоединился к Рою Питерсону на встрече с Ефремовым и Томиловым, где мы повторили нашу просьбу просканировать заявленный вагон с ракетами с помощью КаргоСкан. Советы отказались. В 6 часов вечера мы снова собрались и в течение следующих 45 минут тщетно пытались заставить Советы изменить свое решение.

В 7 часов вечера я сменил О'Ниллла на посту ночного дежурного. Почти сразу же я столкнулся с русскими, пытавшимися направить локомотив в инспекционное здание, где он, предположительно, должен был прицепиться к 6-осному ракетному вагону и покинуть помещение цеха окончательной сборки. По приказу полковника Питерсона я отказался включать зеленый свет на первом контрольно-пропускном пункте за воротами фабрики, удерживая «красный», я заставил локомотив остановиться.

Рой Питерсон продолжал встречу с Томиловым, чтобы убедить Советы разрешить использовать КаргоСкан для сканирования железнодорожного вагона с ракетами, но безрезультатно. Наконец, в 19:37 Томилов объявил, что Советы уберут вагон из здания инспекции через пять минут. Питерсон передал эту информацию Коннеллу, который сообщил Рою, что правительство США обратилось к советским властям в Москве с официальным запросом об отсрочке на 48 часов, чтобы этот вопрос можно было обсудить на более высоких уровнях. Томилов получил информацию и уехал советоваться со своим начальством.

2 марта, в 0:33, когда локомотив все еще стоял на светофоре, я связался с Ефремовым, чтобы спросить, каков ответ Томилова. Ефремов сообщил мне, что Томилов ушел домой ночевать. Я ответил Ефремову, что, по-видимому, в ту ночь не будет принято никакого решения относительно движения железнодорожного вагона, и что в интересах недопущения вмешательства в работу завода я предложил вернуть локомотив на объект и продолжить все железнодорожные перевозки, не связанные с ракетами. Ефремов согласился. Мы также договорились запереть и опечатать инспекционное здание, фактически оставив внутри вагон с ракетами до принятия окончательного решения.

48-часовая задержка превратилась в 72-, а затем в 96-часовую, и до сих пор ни из Москвы, ни из Вашингтона не поступило ни слова о том, как действовать дальше. Рой Питерсон, Стью О'Ниллл и я, сопровождаемые Сэмом Израэлитом, продолжали ежедневно встречаться с Томиловым, чтобы сузить круг вопросов, мешающих русским объявить КаргоСкан рабочим, но безрезультатно. До нас дошли слухи, что специальная делегация экспертов КаргоСкана и политиков, как с американской, так и с советской сторон, будет направлена в Воткинск где-то около 11 марта с целью разрешения вопросов, но от OSIA не было точной информации по этому поводу.

Я продолжал думать, что Советы собирались вывезти три «аномальные» ракеты, которые находились на заводе до того, как будет достигнуто какое-либо соглашение, чтобы не допустить их сканирования и избежать широкого обсуждения несоответствий, на которые 31 января указал Томилов. Однако, чем дольше мы находились в тупике, тем больше казалось, что Советы планируют дождаться прибытия предполагаемой делегации.

Затем, 7 марта, во время одной из наших обычных встреч, на которых обсуждалась судьба КаргоСкана, Томилов представил американской стороне меморандум с оглавлением «Усиление экономических санкций против американской стороны за задержку ракет SS-25, вызванную неготовностью системы КаргоСкан к процедурам проверки в соответствии с МОС».

В меморандуме подтверждалась советская позиция в отношении различных несоответствий, которые мешали им объявить КаргоСкан работоспособным. Затем в меморандуме говорилось, что Советы объявляют американскую сторону нарушителем договора РСМД, поскольку американские инспекторы препятствовали и задерживали работу осматриваемого объекта, «нанося значительный экономический ущерб Воткинскому машиностроительному заводу».

В меморандуме отмечалось, что, «поскольку в зоне инспекции в любой момент может находиться только одна ракета, [американская сторона] задерживает отправку шести дополнительных, которые были погружены в ж/д вагоны и готовы к отправке».

Это число соответствовало моим собственными расчетам, согласно которым у Советов было три «аномальных» ракеты (две внутри завода и одна — в зоне контроля окружающей среды), 4 обычные ракеты SS-25 и ПГРК «Курьер», готовый к отправке с завода (советские данные не включали «Курьер», который не считался ракетой по договору РСМД).

Далее в меморандуме было предупреждение для инспекторов США, что «экономические санкции в размере 165 000 руб. за каждую из семи задержанных ракет SS-25, не ограниченных условиями договора, будут применены к американской стороне для компенсации ущерба, причиненного Воткинскому машиностроительному заводу».

В ходе обсуждений, последовавших за вручением этого меморандума, Томилов отметил, что санкции, скорее всего, будут более жесткими — за каждый час задержки американцам будет выставлен счет в размере $1 000. Предложение выплатить штраф в любом размере было сразу отвергнуто Роем Питерсоном.

У меня было запланировано возвращение домой из Воткинска 8 марта. Это означало, что на месте не будет сотрудников OSIA, которые бы присутствовали на технических консультациях, происходивших с начала января 1990 года. Чтобы исправить это, полковник Коннелл приказал Джону Сарториусу вернуться в Воткинск после того, как он провел дома немногим более двух недель. Джон прервал свой отпуск и отправился обратно в Советский Союз.

Мы с Джоном пожелали друг другу всего наилучшего, когда наши пути пересеклись в аэропорту Ижевска. Джон отправился в Воткинск,