в то время как я полетел в Москву, потом в США, прибыв в Вашингтон во второй половине дня 9 марта. Я связался с полковником Коннеллом, который готовился вылететь из США в Воткинск поздно вечером в субботу 10 марта, чтобы присоединиться к делегации КаргоСкан. «Ваша теория летит ко всем чертям», — сказал он мне, имея в виду мои прогнозы о трех «аномальных» ракетах, которые были украдены с завода, чтобы избежать проверки КаргоСканом.

Я указал на то, что ракета, находившееся в здании инспекции, была одной из «аномальных», сказав: «Я все еще верю, что СССР собирается вывезти эти ракеты до того, как КаргоСкан начнет функционировать».

«Но Томилов говорит, что у него есть семь ракет, готовых к отправлению. Неужели они попытаются вывезти все семь штук?», — уточнил он.

«Только у трех ракет есть «аномалии». Они вывезут эти три, оставив остальное на заводе», — ответил я.

«Время идет. Отправляйтесь домой. Наслаждайтесь вашими выходными. Увидимся, когда я вернусь», — сказал ни в чем не убежденный Коннелл.

Меня вызвали по пейджеру в 6 утра следующего дня, 10 марта. Я набрал указанный номер и попал в оперативный центр агентства по инспекциям на местах (OSIA). «Полковник Коннелл хочет, чтобы Вы приехали в офис, — сказал мне дежурный офицер. — В Воткинске наблюдается активность».

Всего за час до этого Советы объявили, что собираются вывезти вагон с ракетами из здания инспекции. На вопрос Роя Питерсона, почему Советы предпринимают эти действия, когда делегация КаргоСкана должна была прибыть через 2 дня, Томилов ответил, что Воткинский завод переживает финансовый кризис, так как не может выплатить своим сотрудникам зарплаты, пока ему не заплатят за произведенные ракеты. Этот платеж не произойдет до тех пор, пока ракеты не будут получены их заказчиком.

Такая акция спровоцировала активную деятельность: посол США в Советском Союзе Джек Мэтлок направил официальные протесты различным советским должностным лицам, а госсекретарь Джеймс Бейкер позвонил министру иностранных дел СССР Эдуарду Шеварнадзе. На месте инспекторы и Советы затягивали различные мероприятия, связанные с инспекцией. Это делалось, чтобы власти могли вмешаться в кризис, который достиг точки невозврата. Однако стало очевидно, что руководство Воткинского завода приняло решение вывезти ракеты без применения КаргоСкана. Это решение было поддержано Министерством оборонной промышленности, и ни Министерство иностранных дел, ни Министерство обороны ничего не могли с этим поделать. (Высокопоставленный представитель СССР в Специальной контрольной миссии, посол Стрельцов однажды пошутил, что «полномочия генерала Медведева [советского коллеги генерала Ладжуа] заканчиваются в аэропорту Ижевска [где инспекторы приземлялись перед отправкой в Воткинск]»).

Около полуночи 9 марта американские инспекторы под руководством Стью О'Ниллла начали процесс вскрытия контейнера внутри ж/д вагона и проведение визуального осмотра ракеты. После этого Стью еще раз попросил, чтобы ракета прошла через КаргоСкан, но Советы снова отказались. Были сделаны фотографии вагона, чтобы зафиксировать двусмысленность ситуации. Затем, ночью 10 марта в 2:23 вагон покинул Воткинский завод несмотря на протесты США.

«Это первая», — сказал я полковнику Коннеллу.

Позже в тот же день Советы объявили отправку еще двух вагонов с ракетами — 398-99730 и 368-99748 — оба с «аномальными» ракетами. Оба вагона покинули завод, без проверки КаргоСканом.

«Это вторая и третья».

Полковник смотрел на меня целую минуту, прежде чем покачать головой. «Хорошо, теперь я тебе верю», — сказал мне он. Позже он подкрепил это заявление язвительным комментарием в моем ежегодном отчете. «Аналитические способности высочайшего уровня, — писал он. — Превосходно использует данные из всех источников, делает убийственно точные прогнозы ближайших событий на советском предприятии по производству ракет».

Больше ни одна ракета не покинула завод. Коннелл вылетел в Москву той же ночью.

США и СССР находились в состоянии кризиса, и те, кто выступал против американо-советского контроля за вооружениями, такие как сенатор Джесси Хэлмз и Дэвид Салливан, вновь бросились спорить, как акулы на кровь. На кону стояли будущее договора о РСМД, а также жизнеспособность договора о сокращении стратегических вооружений. Возможность того, что человечество будет жить в мире, где угроза ядерного уничтожения не будет нависать подобно вездесущей чуме, казалось, рассеивалась на наших глазах.

Мы могли избежать этого кризиса, просто придерживаясь условий соглашения Марка Дьюса от 5 февраля. Но мы были там, чтобы выполнить работу, и эта работа включала проверку содержимого вагонов, способных перевозить запрещенные ракеты, когда они покидали Воткинский машиностроительный завод. Поскольку три ракеты, покинувшие завод, считались «аномальными», это сыграло бы непосредственно на руку таким людям, как Салливан и Хэлмз, которые считали, что инспекции не способны выявить советские нарушения.

«Доверяй, но проверяй» — больше, чем президентская шутка; для американских инспекторов в Воткинске это был образ жизни.

Глава 1

Рандеву с историей

«Изучайте прошлое, если хотите познать будущее.»

Конфуций

Похороны

Москва, 23 декабря 1984 года.

В течение последних четырех лет это были уже пятые по счету похороны. Каждые такие похороны проходили согласно одному и тому же протоколу. В центре Колонного зала Дома союзов на катафалке, усыпанном цветами, стоял гроб с телом пожилого мужчины, на которое светил небольшой прожектор. Одетые в черное советские чиновники стояли в ряд по обеим сторонам, в то время как скорбящая толпа пришедших граждан медленно проходила мимо. Оркестр мягко и мелодично играл Патетическую симфонию Чайковского. Запах свежей весны, исходящий от свежих ветвей ели, наполнял зал. Приглушенным светом отдавали люстры, покрытые траурной креповой тканью.

Владимир Геннадьевич Садовников, старейший и почетный член Коммунистической партии Советского Союза, всегда приглашался на такие похороны. В свои 56 лет он был не просто инженером. Будучи директором Воткинского завода, он являлся частью элиты военных промышленников, возвысившихся на фоне социально-экономического развития страны в 1964 году, когда первый секретарь ЦК КПСС Хрущев был отправлен в отставку своим заместителем Леонидом Брежневым при помощи членов Политбюро.

Но это было 20 лет назад. Теперь те, кто был в заговоре против Хрущева, умирали один за другим. Алексей Косыгин, один из трех главных антихрущевских заговорщиков (другие два — Брежнев и Николай Подгорный) умер первым 18 декабря 1980 года в возрасте 76 лет. После него умер Брежнев 10 ноября 1982 года в возрасте 75 лет. После Брежнева на должность первого секретаря взошел Юрий Андропов, в прошлом глава КГБ. Однако Андропов успел пробыть на этой должности менее 1,5 лет, скоропостижно скончавшись 9 февраля 1984 года в возрасте 69 лет (потом пройдут шестые похороны

Подгорного, который умер 12 января 1983 года в возрасте 79 лет. Однако Подгорный в 1977 году