Стоило подняться — оказалась перед ярким витражом. Я не удержалась и остановилась, чтобы полюбоваться цветочным орнаментом, но служанка так красноречиво посмотрела, что пришлось поторопиться.

На настенных панелях, несомненно, из благородного дерева, мерцали приглушенным, теплым светом изящные лампы. Да тут куда ни плюнь — везде благородство и роскошь. Даже слуги выглядят породисто. И тут я в чпокающих, мокрых ботинках. Конечно, я пыталась идти на носочках, но, засмотревшись, оступилась, и мерзкий звук: «Чмок!» — оглушительно разнесся по всему особняку. Как же стыдно!

— Я Мигрит, — представилась служанка, открывая дверь комнаты. — Располагайтесь, баронесса, я принесу горячего чаю.

Комнатка по меркам особняка небольшая, но уютная. В дальнем углу аккуратно заправленная кровать, перед окном письменный столик, стул, напротив комод, на нем ваза с цветами, а над ними зеркало в резной раме. На полу пушистый, светлый ковер. Я боялась пройти и испачкать его грязными ботинками, но и если разуюсь, буду смотреться придурковато. Пока гадала, как поступить, вернулась Мигрит с подносом. Увидев, что я так и стою на пороге, она поинтересовалась:

— Не довольны комнатой?

Вроде бы служанка услужливая, но ее карие глазки смеются. Надо бы осадить, но я сдержалась и просто не ответила. Тогда Мигрит подошла к круглому столику, аккуратно поставила блюдца с бутербродами, чайник, налила чаю в чашечку, поклонилась и ушла.

Будучи голодной, я помчалась к угощениям. И как только схватила бутерброд, аппетитно пахнущий свежим хлебом, ароматным мяском, — забылась. Невероятно, божественно вкусно!

Очнулась, когда почти опустошила тарелку. Вдобавок неожиданно вернулась Мигрит и застала меня с набитым ртом. Я замерла под взглядом опешившей служанки, и, не зная куда деться со стыда, смущенно промычала:

— Ф-фкусно.

— Я передам, кухарке, — с достоинством ответила Мигрит. — Чего-нибудь еще изволите?

— Умыться.

— Быть может, желаете принять ванну?

— Да! Желаю! — я едва не запрыгала от радости. Знаю, воспитанные баронесса не ведут себя подобным образом, но я еще не привыкла быть чопорной.

Уже скоро, отмокая в горячей воде, я намыливала волосы местным шампунем. От помощи служанки отказалась: не хочу, чтобы она видела мои мослы и ножки-спичечки, а потом издевались за спиной. Пусть прислуга вышколена, но обо мне будут судачить все, кому не лень. Даже Жужик, если найдет себе пса собеседника.

Когда помылась и надела чистую сорочку, Мигрит принесла сменную одежду.

— Поскольку ваши вещи, баронесса, к сожалению, потерялись — позвольте предложить подходящее платье, — служанка сняла с локтя нечто темное, почти черное и развернула.

Да, выдержка здесь у всех отменная: делают гадости с непроницаемым лицом. Надо тоже научиться надевать высокомерную маску — в жизни здешней подобное умение пригодится.

Если Мигрит думала, что я расстроюсь из-за некрасивого, старческого платья с глухим воротом — зря. Дали чистое сменное — и за это благодарна.

Но служанка — поганка еще и прическу мне сотворила совершенно неподходящую. Разделила волосы пробором и собрала на затылке, сделав мое худое лицо более вытянутым и унылым.

— У вас золотые руки, Мигрит, — похвалила я ее, разглядывая в зеркале себя — откровенную зануду в траурном наряде. — И такое доброе сердце. Преблагой Видий воздаст вам по заслугам.

Хорошее настроение у служанки как корова языком слизала.

— Вас позовут к обеду, — промямлила она и быстро ретировалась из комнаты.

Чуть позже она вернулась.

— Пожалуйте в трапезную залу, — махнула рукой, приглашая следовать за ней.

Я вздохнула, встала с кресла, в котором отдыхала, и пошла.

Трапезная походила на банкетный зал: просторная, светлая, с окнами до потолка, щедро украшенная позолотой, зеркалами, цветами. И посреди зала огромный стол со стульями… и маленькая я в черном платье с чужого плеча.

Графини еще не было, однако мне помогли занять свое место. И вот тогда-то я опешила: ожидала, что аристократы едят золотыми ложечками, но что приборов так много, подумать не могла!

В земной жизни мне по ресторанам ходить не доводилось, и познания о многочисленных ножах, вилках и ложках я имела весьма отдаленные. Знаю, что двузубая вилка вроде бы для рыбы. Ложка поменьше — десертная или еще какая-то. Нож с особенным лезвием — для масла. Видела в магазине такой с этикеткой: «Нож для масла». За сим мои познания заканчивались.

Пока я пугливо рассматривала приборы, двери распахнулись, в трапезную вошла графиня, с помощью лакея села за стол — и слуги засуетились.

Вот чего у нее не отнять — так это осанку. Глядя на хозяйку особняка, даже я приосанилась.

Красивый молодой человек в зеленой ливрее раскладывал еду, но такими порциями, будто угощал за свой счет, поэтому урезал объем блюд в три раза. Больше тарелки измарал подливой. А потом встал у изголовья стола, словно Цербер следя, чтобы я не съела больше положенного. Конечно, это не так, но ощущения, именно такие.

— Как вам особняк? — соизволила завести со мной беседу хозяйка дома.

— Очень красивый, но особенное впечатление произвел зимний сад.

— Да, любуясь зеленью, кажется, что лето продолжается, и что нет серых, хмурых осенних дней.

Я судорожно думала, как продолжить светское общение. От мыслей отвлекали нож с вилкой, которые держать неудобно. Очень боялась их выронить, поэтому ела неторопливо, а соображала, что ответить, еще медленнее.

— Расскажите о себе, — попросила графиня тоном, не терпящим возражений.

Испугавшись, я натянуто улыбнулась и робко ответила:

— Мой рассказ был бы интереснее и длиннее, если бы вы поинтересовались дня три назад. К сожалению, я недавно поскользнулась на лестнице, упала, и результатом стала амнезия. Я теперь почти как ребенок.

После моих слов у графини округлились глаза.

— Я приглашу лекаря, — заволновалась она.

— Мне неловко, что я взволновала вас. Да и у меня, вроде бы, ничего не болит, только ужасно неудобно без памяти, — я непритворно вздохнула.

— Но хоть что-то вы помните?

— Благостный Видий не лишил меня самого главного: познания, что хорошо, а что плохо, — подражая робкой Корфине, я опустила голову. Еще хотела сложить руки на коленях, но хозяйка особняка снисходительно подытожила:

— Ну, остальное наверстать можно. Умеете читать?

— Да, — измочаленный молитвенник Корфины, единственную книгу, найденную в комнате отчего дома, я прочитала.

— Тогда после обеда почитаете.

— С удовольствием.

Если бы я не перекусила до обеда бутербродами, из-за стола бы вышла полуголодная. Графиня ела мало, скорее снимала пробу с блюд, и мне приходилось подражать ей, чтобы не опозориться.