К вечеру в совхозе «Путь вперед» появилась крыша убитого барыги. На площадь перед домом культуры заехал банковский броневик для инкассации и шесть внедорожников разных марок. Из автомобилей вышли вооруженные люди, заполнили площадь. На правом рукаве у каждого из них был черный шеврон с белой надписью «Легион Свободы».

Местные какое-то время топтались рядом с машинами, безуспешно пытаясь что-то выяснить, потом тихо рассосались кто куда, похоже, что от греха подальше.

Глава 5

За день до случившегося, ровно в девятнадцать ноль-ноль по московскому времени в открытый радиоэфир, вышло сообщение, которое можно было принять на бытовой длинноволновый приёмник:

«Я Север один. Я Север один. Вызывается Оболонь пять. Вызывается Оболонь пять. Оболонь пять.

Сообщаем для геологических партий: пятнадцать, сорок четыре, двадцать восемь. Координаты шурфов, выработанных третьего, десятого, пятнадцатого, двадцатого июня этого года.

38977 3561020653 86701…»

* * *

Бекас кусал бутерброд с колбасой, когда в дверь его хозблока постучали.

— Бекас! Это я — Лёвка! Открой — дело есть!

Бекас посмотрел на часы «Восток. Сорок лет Победы», лежавшие рядом на столе. Время одиннадцать утра.

— Чего надо? Сплю я.

— Открой Бекас! Дело есть.

Бекас нехотя поднялся.

— Дело, дело. Какие дела ещё? — пробурчал он, — Дела все у прокурора. У нас тут тайга, у нас прокурор медведь.

Он отодвинул дверной запор и в дверь разом ввалились — первыми Геша и Лёша, следом за ними еще четверо.

— Э-э-э! Что за кипишь?! — успел воскликнуть Бекас, как его тут же приперли к стене, рядом с вешалкой Геша и Лёша — схватили за руки и за горло.

— Спокойно, Бекас, не рыпайся!

— Вы что, черти, творите?! — прохрипел Бекас, перехваченным горлом, в котором застрял кусок бутерброда.

Оставшиеся позади Геши и Леши четверо бойцов расступились. В дом вошел коренастый седой мужик с поломанным носом и густыми усами, как у того писателя, которого Бекас видел на картинке, а как звать того писателя забыл.

— Этот? — спросил мужик.

— Этот, этот, Полковник — подтвердил Лёша.

«Полковник, Полковник… — это старший из „Легиона Свободы“ из Оскола» — понял Бекас — он слышал о нем.

— Посадите его! — скомандовал Полковник.

Бекаса посадили на раскладушку, которая тревожно скрипнула своими пружинами. Со двора доносились звуки голосов — Бекас понял, что на улице ещё полно народа.

Полковник полез к себе в нагрудный карман, нашарил там что-то, достал.

— Твое?

Бекас увидел прямо перед своим носом пулю и два обгрызенных ногтя правой руки Полковника и дурацкая мысль пролетела в мозгах такой же вот пулей, как часто бывает в нештатных ситуациях: «Говно ты, а не полковник с такими руками! Тракторист ты. Бригадир ты механизаторов с такими руками».

— Что это? — реально не понимая происходящего, переспросил Бекас.

— Это — Полковник провел свободной рукой по усам, продолжая держать перед Бекасом пулю — Это пуля от патрона 7Н1, со стальной оболочкой и двухкомпонентным сердечником. Впереди стальной, а затем…, вот тут вот — свинцовый. Снайперский патрон 7Н1 разработан для повышения точности, специально для винтовки СВД.

— Ну? С сердечником… — Бекас все ещё ничего не понимая смотрел на пулю, — В чём дело то?

— Да, вон у него таких же! — донесся чей-то голос из-за спин, стоявших над бекасом. — Вон и винтовка его.

— Какие такие же?! — Бекас хотел встать, но его осадили назад, схватили за руки, раскладушка скрипнула. — Какие ты там найти хочешь?! — Бекас не видел кому говорит и прокричал за спины — С финской войны от «кукушки на елке» что ль?! В чем дело, братва?!

Полковник убрал пулю, приблизил свое лицо к Бекасу близко-близко, стреляя зрачками ему в глаза попеременно — туда-сюда, туда-сюда.

— Ты Чили завалил?!

— Че-е-его?! — Бекас поднялся через сопротивление, вывернулся руками. — Ты, что, дядя? Ты верно с дуба рухнул сегодня?!

Полковник довольно улыбнулся, отодвинул свою рожу и похлопал по плечу, стоявшего рядом Гешу, сказал ему:

— Дай разок, чтоб уважительнее говорил со старшим по званию!

Ха! Геша резко ударил Бекаса, под нижнее правое ребро!

Боль! Искры из глаз! Бекаса скособочило на сторону и он присел на одно колено, не в силах ни вдохнуть и выдохнуть.

«По печени…, су-у-у-ка…, боксер наверное…, су-у-ука…, любитель разрядник…, су-у-ука…, с-с-с-с-с…, а-а-а-а…». Бекас выдохнул, выпрямился, встретился с Гешей глазами: «Запомним. Жди должок, Геша»

— Ну? — спросил Полковник.

Бекас сел на раскладушку уже сам.

— Что, ну? — переспросил Бекас.

— Говорить будешь?

— Что говорить?

— За что ты Чили завалил?

— Не валил я Чили. Вчера ещё живым его видел — всё что знаю.

— Вчера побазарили, да? Денег не поделили? Ртуть? Что?

— Не валил я его! — отрезал Бекас и отвернулся в сторону.

— П-п-п-п-п, — пропыхтел Полковник, раздумывая, уперев руки в бока — Ладно! С собой его! Там разберёмся — валил, или не валил. Пакуйте его! Здесь пока ничего не трогать! Дверь закрыть. Ключ пусть у тебя будет. — Полковник ткнул пальцем в Лешу и обратился к Бекасу, — Видишь, солдатик — у нас по-честному, беспредела нет.

— Да, я вижу. — попытался ухмыльнуться Бекас

— Если брешешь и Чили завалил ты, с живого шкуру спущу. Натурально, не фигурально, — закончил Полковник развернулся и вышел сквозь расступившихся бойцов.

Бекаса, повели под руки на выход. Он кое-как, попадая ногами в тапочки, зашаркал по полу.

— Вы дайте, хоть одеться-то по-нормальному! — попросил он.

— Давай, давай! Шагай! — кто-то грубо толкнул его в спину.

На выходе он увидел, среди десятка бойцов в камуфляже с шевронами, красную бейсболку Лёвки Шлеп-Ноги. «Руками придушу, гниду!» — подумал Бекас.

Полковник поднял над собой руку, изобразил круговым движением винт вертолета.

— По коням! — скомандовал он.

Молчаливая масса серьезных мужчин цвета хаки, застывшая на мгновение в ожидание этого жеста, пришла в движение: упали на землю окурки, потек ручеек цвета хаки к автомобилям, завелись двигатели, смачно захлопали двери, первый сел в автомобиль, второй сел, третий, четвёртый, автоматы, подсумки, бронежилеты. Банковский броневик тронулся первым.

Бекас стоял у дверей своего дома, в тапочках на босу ногу, а по бокам двое и один сзади. Холодок пробежал между лопаток.

Подъехал УАЗ-469. Дверь открылась. Впихнули. Дверь закрылась. Двое по бокам. Двое спереди. Всё! Упаковали!

Тронулись колонной, не спеша.

Замелькала Мама-Раша по бокам, по обочинам. Чем дальше отъезжали от совхоза «Путь вперед», в котором билась хоть какая-то ещё жизнь, пусть не та, пусть не такая, как надо, но жизнь, тем сильнее Маму-Рашу гнуло к землице сырой, крышами покосившимися, кривило спину её, «общим небесным проклятием», как сказал бы протодьякон Егорыч, надорванную. Все глубже морщины