Там за широким, роскошно накрытым столом сидели шестеро мужчин в простынях. От одного взгляда на эти похотливые рожи мне к горлу подкатил приступ рвоты. Тот мерзавец, что притащил нас, подобострастно зашептал что-то на ухо самому толстому.

– Уйди, – выслушав его, коротко приказал толстяк, – жди в машине. Отвезёшь их потом. – Он перемигнулся с остальными гостями. – Ты поёшь? Пой. Если нам понравится, уйдёшь своими ножками. Твой сутенёр получит штуку баксов.

Я сделал шаг вперёд, закрывая девушку, но Мияко-сан с неожиданной силой удержала меня на месте. Её голосок был нежен и одновременно твёрд:

– Ты здесь сёгун? Тогда честно заплати моему господину вперёд. Твои слуги обошлись с нами без должного почтения.

Мужики за столом замерли на секунду, переглянулись и дружно заржали в голос. Отсмеявшись, толстяк встал, качая головой, принял из рук соседа слева несколько стодолларовых купюр и обсыпал ими мою спутницу.

– Подбери и засунь в лифчик, петь будешь голой!

– Альёша-сан, пожалуйста, сядь и закрой глаза. Тебе не стоит этого видеть.

Что-то заставило меня её послушать. Я отошёл в угол, сев прямо на пол. Кицунэ сняла шапку, куртку, выслушала пару грязных шуток и засучила рукава.

– Закрой глаза…

Я сделал так, как она просила. Более того, я даже зажмурился и опустил лицо в ладони. В последующие три-четыре минуты предбанник сауны наполнился короткими вскриками, матом, предсмертными всхрипами и медным запахом свежей крови. Так не бывает, так не должно быть!

Мне казалось, что мир сходит с ума, потому что вокруг творился настоящий ад…

Туристический Исе, храм Аматэрасу

Не знаю, сколько времени прошло. Потом лёгкий лисий хвост дважды очень нежно шлёпнул меня по щекам. Видимо, я не реагировал, потому что в третий и четвёртый раз хлёсткие пощёчины были куда сильнее. Мне пришлось раскрыть глаза…

– Может быть, пойдём домой? Честно говоря, я немножко устала и хочу спать, – зевнула госпожа Мияко-сан, поправляя шапочку на голове.

Я огляделся, прикрывая ладонью рот. Из-под стола торчали шесть пар голых мужских ног. Всё вокруг было заляпано и забрызгано кровью. Но удивительно, что ни на самой кицунэ, ни на её одеждах не было ни одной случайной красной капли…

– Если хочешь, мы можем забрать себе их еду. Это наша законная добыча.

– Что ты… ты сделала? – Я не узнал собственный голос.

– Наелась! – сытно срыгнула довольная блондинка, удовлетворённо поглаживая себя по животику. – У этих разбойников были злые сердца, это доставило мне удовольствие. Спасибо, что позволил привезти нас сюда. Ты добрый и заботливый господин!

Прежде чем я хоть как-то собрался с ответом, послышались слабые сигналы полицейских сирен. Лиса-оборотень схватила меня за руку и практически выволокла из сауны, мы метнулись на задний двор, перелезли через высокий забор (в смысле я перелез, а она просто перепрыгнула!) и побежали по соседней улице так быстро, как только хватало сил!

Потом через два квартала вызвали такси, молча доехали до дома и полноценные разборки учинили уже там. Я ей, она мне.

– Ты хотя бы в курсе, что нельзя убивать людей?!

– Почему это им можно, а мне нельзя?

– Там шесть трупов!

– Тебе было бы легче, если бы там было всего два, твой и мой?

– Да нас никто не собирался убивать!

– Это верно, тебя собирались всего лишь избить до полусмерти и выбросить на улицу. А меня они хотели пустить по кругу, потом отдать на потеху своим слугам, а уж те сделали бы всё, чтоб я не могла ни против кого дать показания вашим стражам.

– Но… ты могла просто как-то заколдовать их или убежать…

– По лисьим меркам я ещё слишком молода, у меня всего один хвост, и я не владею такой магией! Убежать, конечно, могла, это не сложно. Но что бы они тогда сделали с тобой?

– Не важно! Шестеро. Убитых. Людей.

– Ох, я бы не стала называть их людьми. Уверена, сейчас они уже переродились в крыс, тараканов и ворон, жалких поедателей падали. А мы живы, богаты и счастливы! Зачем же ещё гневить Небеса, скорбя о своей судьбе?

– Ты не понимаешь…

– Зато ты всё прекрасно понимаешь, но почему-то споришь со мной. Мог бы просто сказать: аригато, милая и прекрасная госпожа Мияко-сан…

В общем, как и ожидалось, пропасть в морально-этических измерениях между мной и кицунэ была практически непреодолима. Я понимал, что с убийством шести членов организованной преступной группировки мы просто расписались на повестке со штампом «насильственная смерть в самое ближайшее время», а лисичка, лёжа на диване кверху пузом, наслаждалась первым полноценным обедом за всё время, проведённое ею в открытке.

Потом мы выпили чаю, хотя, наверное, мне стоило бы принять чего-нибудь покрепче.

– Эй, держи, – из-под стола высунулись два бесёнка, держащих в лапках маленький флакон виски из какого-нибудь мини-бара, – не парься, не контрафакт. Мы у соседей снизу спёрли, но тебе реально нужнее…

Я дошёл до той степени абсурда, что тихо поблагодарил их за мужскую взаимовыручку. Потом подумал и пить не стал, наверняка ещё представится и более подходящий случай. А ещё через полчасика мне удалось найти в себе достаточно честности, чтобы подойти и извиниться перед своей гостьей. В конце концов, она была полностью права: при любом раскладе ничем хорошим эта грязная история не могла бы закончиться априори.

На минуточку в голову забрела глупая мысль о том, чтобы пойти в полицию и самому во всём признаться, но при зрелом размышлении это означало бы для меня как минимум «неоказание помощи лицам, находящимся в опасном для жизни состоянии», а то и полноценное соучастие в убийстве.

Для блондинки-кицунэ же скорее передачу в секретные лаборатории, изучение её феномена и вечные опыты с кровью, физиологией, магией, да со всем, чем можно, «во благо науки и человечества в целом». Я хочу для неё этого? Нет, точно нет.

Мияко спокойно выслушала мои сбивчивые извинения, встала, обняла меня за шею, повисев так несколько секунд, мотая ногами, а потом достала из кармана куртки веер немного помятых долларов, общей суммой в одну тысячу четыреста баксов. На пяти или шести были следы крови, эти купюры отдали на «отмывку» бесам.

– Обменяем их на серебро и купим нам еды. Если хочешь, я буду готовить для тебя. Мы, кицунэ, обучены содержанию дома. Мне нужно лишь молоко и, может быть, ещё то чудесное лакомство, которым ты угощал меня. Только без бумаги и фольги.