— Очнись ты уже, надоело смотреть на тебя такого… беззащитного! Давай, вставай! — она потрепала его за плечи, слегка приподняла. — Не нравятся мне дохлые мужики…

Ведьмак распахнул просветлевшие глаза, громкий шепот, звучащий в его голове на магической тарабарщине, вытянул его из горячки. Может быть отец читал по нему заклинания, как в детстве, когда мальчик-полукровка болел. Он редко и мудро прибегал к колдовству, не пользуясь тайными знаниями напрасно.

— А какие тебя нравятся? — Антоний уперся ладонями в каменный пол и резко поднялся, едва не уткнувшись в лицо Наины. — Ты скажи, я буду таким…

— Да что ты, птенчик! Сговорчивый стал или хитришь? — Наина смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, нисколько не удивляясь внезапному выздоровлению. Ее пухлые алые губы хотели прижаться к губам Антония. Но тот отстранился. — Хитришь, Крюково отродье! Думаешь, я дура, как твоя Машка? Нет, милый, Наина умная, жестокая, она тебя с потрохами съест…

Антоний положил ей ладонь на затылок и прижал к себе, затыкая женское бахвальство долгим поцелуем. Его язык по-хозяйски шарил по влажному рту Наины. Баба дрянь, пахнет волчьей шерстью, удушливо и сухо. Тело в его объятьях жилистое, бесстыже извивающееся, ласки грубоватые, причиняющие больше боли, чем удовольствия. Наина змеей скользила по нему. Их тела содрогались от толчков и лоснились от пота.

После всего они поднялись наверх. Наина оказалась не умнее простых женщин, повела молодого любовника в свою спальню, пока мужья были кто на охоте, кто на работе. В спальне предводительницы оборотней стены задрапированы алым шелком с золотым орнаментом и увешаны оружием, — мечами в ножнах, ритуальными кинжалами, охотничьими ножами. Все это угрожающе блестело в неярком свете, льющемся из окна.

Антоний снял один из мечей со ржавого гвоздя, поиграл им, крутя в окрепших руках.

— Не боишься, что башку снесу? — спросил он, подходя к Наине весь, как есть, обнаженный, с незажившими ранами. Он оброс и исхудал, но чувствовал себя так, будто вышел из холодной реки, обновленным и готовым жить дальше. Меч в его правой руке тоже был откровенно обнажен.

— Зачем тебе убивать Наину? — улыбнулась и приподняла темные брови женщина, на всякий случай снимая меч с другой стены. — На тебе и без меня два трупа. Да девчонка утопленница мнимая. Не заигрался ли ты, мальчик…?

— Мне нужна одежда, — жестко прервал ее ведьмак. — Отдай мне что-нибудь из вещей Алана, и я уйду без шума… Штаны ему больше не понадобятся! И скажи, где логово Радона искать!

Наина поднесла кончик меча к его горлу, капля темной крови скатилась по чисто вычищенному лезвию. Антоний, не дрогнув, рукой отвел меч от себя. Наину такая смелость возбуждала всегда, и как воина, и как женщину. Откинув меч в сторону, дослушав его звон, с каким он упал на не застеленный пол, она подошла к ведьмаку, закинула ему на шею смуглые руки и опять потянулась за ласками. В этот раз Антоний не стал потакать ее желаниям, сбросил женские руки с себя и оттолкнул Наину на широкое ложе, покрытое звериными шкурами.

— Не скажу, не скажу, — шипела на него оборотень, скалясь и выбивая ладонями пыль из залежалых шкур. — Мужья мои тебя живым отсюда не выпустят! Бешеная собака ты, понял? Правильно говорят, ведьмака, рожденного от непосвященной, нужно малолеткой убивать, чтоб дурную кровь истребить из клана!

— Заткнись, дура! У тебя кровь не чище, а разумом ты не больше, чем потаскуха! — Антоний замахнулся на Наину мечом, все еще бывшим в его руке. Потом он разжал пальцы и, выпустив меч в свободное падение, двинул скулами. — Руки об тебя марать не хочу, не сейчас. Встретимся еще, тогда ты свое получишь…

— Дурачок, я люблю тебя! — сладострастно изогнулась Наина, — хочешь, я брошу всех и буду с тобой одним, — она сползла с ложа к босым ногам Антония и ухватилась за них бесстыдными руками. — Ну, Антон, чего ты сердишься, за что жаждешь меня прикончить?

— Ты отдала Машу Радону, ты указала ему путь к ней, — цедил сквозь зубы ведьмак, жестоко топча женские руки ногами. — Уступила невинную девушку зверю…

— Радон влюблен, он не причинит ей вреда… Ну разве ж такой, какой ты сделал мне, но это жизнь! Мужчина захотел девственницу на склоне лет, — Наина села на каменный пол, растерянная и униженная, чувствуя себя простоволосой бабенкой, отвергнутой любовником. — Кто ему запретит? Ты полунищий полукровка…

— Я! Именно потому, что я нищий полукровка, и мне терять нечего! — выкрикнул Антоний, встав над Наиной бронзовым истуканом. — Бойся меня, Наина…

Ведьмак, уходя из дома оборотней в спешке, — попадаться на глаза кому-то из мужей Наины он не хотел, — снял с вешалки оставленную кем-то зеленую робу, оделся и в последний раз окинул взглядом логово противника. Не уютнее отцовского дома, холодно и мрачно, как в могиле.

По разбухшей от дождя дороге Антоний пошел искать выход из заброшенного селения. На него смотрели пустые глазницы окон, от него отгораживались косые деревянные заборы. Ни лая собак, ни кошачьих перебежек. Лес подвижными стенами обступал человеческое жилье. У одного из выцветших домиков его остановил мужик в фуфайке и резиновых сапогах

— Здорово! Ты случаем не в Острог идешь? — спросил он, с надеждой заглядывая в глаза ведьмаку. — Прихватил бы мне поллитру. Ты от Наины, что ли, пили и дрались? Обычная катавасия, но тебя я раньше не видел…

— И не увидишь больше! Не знаю, куда иду, вышел и иду, куда глаза глядят, — пожал плечами Антоний, приостановившись. — Далеко до этого твоего Острога? Пешком пройду?

— Километров двадцать, смотря как идти. С молодыми ногами к утру дойдешь, — протянул мужик, отводя взгляд от пришлого на бесконечную раздолбанную дорогу. — Смотри здесь волки попадаются, ну раз от Наины вышел, знаешь, кто еще…

— А у тебя транспорта нет? Хотя бы чего-то на колесах? — заинтересовался Антоний. Перспектива идти через лес никак его не грела. — Не жмись, если есть. Вернусь, верну, еще и денег дам..

У мужика в сарае стоял старый мотоцикл с люлькой. Пока Антоний, сев в седло, приноравливался к нему, нажимая на «газ» и сворачивая руль то влево, то вправо, хозяин мотоцикла без умолку говорил:

— Бери, катайся, не жалко. Я и сам бы из этой дыры укатил, жить с этими тварями порой невмоготу. Вой в полнолуния стоит, как будто их режут всех разом! — при этом он достал ржавую канистру с бензином и поставил ее на видное место. — Я на нем девок в свое время возил. Был я пониже тебя ростом, зато улыбчивее, — заметил мужик угрюмость незнакомца.

— Спасибо! Я верну тебе твой драндулет. Самогона прихвачу, отец у меня спец в этом деле! Выпьем за жизнь, но это только после того, как я женюсь! — криво усмехнувшись, ведьмак выехал из гулкого сарая на хрипло ревущем мотоцикле в густые сумерки.

Свет фары разрезал седой от изморози воздух.

В доме Радона Машу встретили настороженно. Сначала девушку повели на смотрины к старшей жене. Старшей она называлась с натяжкой, — красивой блондинке едва перевалило за сорок, была она статная, с внимательными глазами и грудным голосом: