— Новый кто?

Может быть, она хотела сказать «новый австралиец»? Но она повторила:

— Так его зовут, отец, Новый Первый.

Сейчас я понимаю, что его звали, наверное, Нгуен, потому что в нашем округе так называли всех азиатских мальчиков. Во всем этом не было никого смысла. Потом Фэт уточнила:

— Он не китаец, он вьетнамец.

Я сказал:

— Он смотрел на меня как парень, который отдает распоряжения в Золотом дворце.

— Он не китаец!

И по тому, как Фэт это произнесла, я вдруг догадался, что ей нравится этот мальчик.

— Ты не понимаешь. Его семья жила в лодке. Ты не знаешь, что они пережили.

Я подумал, что достаточно много знаю и понимаю, что может испытать человек. Поймите меня правильно, Ваша честь, я не против людей, которые приезжают сюда из тех мест, где конфликты и борьба. Помню, когда я был школьником, возникали столкновения между итальянцами и балтами, затем их отношения наладились. Мы называли их «the Cooks»[3] до тех пор, пока не узнали лучше. Они были словно вызов старожилам. Они приехали в 1978-м, когда Малкольм Фрейзер был премьер-министром. Я посещал собрания, проходившие в здании городского совета Форстера, и Фрейзер лично проводил встречи и объяснял, что эти «Cooks» — наши «Cooks», что они сражаются на нашей стороне и, если им сейчас не помочь, их могут убить, поэтому мы должны принять их. И я принял и не возражал. Я просто не ожидал, что кто-то из них будет стоять у меня на пороге и разговаривать как австралиец.

Это было начало нашего спора, настоящего конфликта.

— Фэт, ты хочешь сказать, что этот парень — твой друг?

— Ты ничего не понимаешь!

— Я прекрасно все понимаю.

— Ты расист!

— Фэт, меня не волнует, черный он, белый или пятнистый. Ты недостаточно взрослая для того, чтобы встречаться с мальчиками.

— Сейчас не 1950 год!

— Я родился в 1950 году.

— Все меняется.

— Но не так быстро.

Так продолжалось до тех пор, пока Фэт не ушла в свою комнату.

Тогда мне показалось, что я взял верх, а сейчас понимаю, что в спорах, касающихся личных дел вашей дочери, нет победителей. Мальчик больше не появлялся возле нашего дома, но я знал, что Фэт с ним встречается. Я узнал об этом, когда однажды днем моя дочь пришла домой и принесла трех уток. Только он мог подарить ей этих уток, кто же еще?

— Избавься от них, Фэт, мы не можем держать уток. У нас же кошка.

— Они будут нести яйца.

— Их нужно откормить и отнести в китайский ресторан. Твой друг замаринует и приготовит их.

— Он не китаец.

— Не важно, кто он. Ты должна отдать уток сейчас же.

Фэт этого не сделала. У нее был эмоциональный срыв, и я сдался.

Я смастерил клетку из досок и проволоки. Фэт думала, что утят надо держать под лампами, пока у них не появятся перья. Я объяснил, что нужны специальные лампы, но она меня не слушала. Она положила утят в коробку возле прикроватной лампы (у нее была кровать со встроенной лампой). На следующий день двое утят чуть не околели, и Фэт так плакала, что я не выдержал этого и отправился в Форстер, чтобы купить в магазине специальную обогревающую лампу. К моему удивлению, утята начали расти, у них появились перья, и они стали выпрыгивать из коробки для обуви и пачкать полы. Фэт считала, что это замечательно. Я сказал дочери, что пришло время держать уток во дворе. Я поставил клетку, и утки вошли в нее.

На следующий день я проснулся от странного громкого звука. Войдя в кухню, я увидел Фэт. У нее было мокрое лицо и красные глаза. Она смотрела на клетку. Там лежали две лапки. Это все, что осталось от уток, — две оранжевые лапки и клюв.

«О Господи, — подумал я. — Кошке удалось забраться в клетку, и она съела утят». Фэт так горько плакала. Она была потрясена. Я не знал, как ее успокоить.

— Скажи своему идиоту, чтобы больше здесь не было ни одной утки!

Фэт заплакала еще сильнее.

Во всяком случае, вскоре после этого роман или что-то другое (не знаю, что это было) закончился, и какое-то время не было никаких парней. Я успокоился.

А потом Фэт начала играть в нетбол за школьную команду. Фэт не собиралась играть в нетбол, она не интересовалась спортом, но девочки из команды пригласили ее. Это была самая плохая команда в Форстере, она не выиграла ни одной игры. Фэт была крупной, не многие дети ее возраста могли протиснуться рядом с ней. Она всегда оказывалась шире, чем любая девочка с мячом. Это было с моей дочерью впервые: люди начали интересоваться ею и поэтому она стала заниматься нетболом. Некоторое время все шло хорошо, и вот однажды, в субботу днем (в том году Фэт исполнилось пятнадцать), она пошла играть в нетбол и вернулась домой на автобусе очень взволнованная. Я спросил:

— Что случилось, почему ты так взволнована?

— Мы выиграли!

Так как до этого они никогда не выигрывали, я предложил ей поехать в Форстер, купить куриных отбивных и отпраздновать победу. Фэт решила, что это хорошая идея.

Мы поехали с ней на главную улицу, в «Ollie’s Trolleys». Дочь захотела булочку с соусом. В «Ollie’s Trolleys» не было булочек с соусом, и мы отправились на улицу Харрисон, в «Red Spot». Когда мы вернулись домой, я разложил курицу, горох, булочки и соус по тарелкам. В это время зазвонил телефон. Звонили Фэт (раньше ей никто не звонил). Я подумал, что это девочки из команды: они взволнованы победой.

Фэт поговорила по телефону, затем вышла и сказала, что ей надо ненадолго выйти.

— А как же курица?

— Девочки из нашей команды хотят собраться, и я хочу пойти с ними.

И я согласился. Я уже говорил, что Фэт было неуютно в школе и часто случалось, что ей просто некуда было пойти.

— Когда ты вернешься домой?

— Все в порядке, папа. Мама моей одноклассницы привезет меня.

— Какой одноклассницы?

— Ланы.

Я знал Лану. Она была из хорошей, известной в городе семьи. Я не знал только, что моя дочь впервые меня обманула. Я отпустил ее, потому что был субботний вечер, было еще светло, и я радовался, что у моей дочери появилась подруга.

Фэт вышла из дома, а я пошел в кухню, завернул ее кусок курицы в фольгу и положил в духовку. Я видел, как Фэт садится в автобус. Затем он уехал. Свою курицу я съел, сидя перед телевизором. Я устал от развлекательных программ и решил, что пора отдохнуть. Фэт все еще не было дома, но я был спокоен и не собирался встречать ее со скалкой в руках и портить такой приятный для нее вечер.

На следующее утро я зашел в комнату Фэт и сразу заметил, что дочь дома не ночевала. Я отказывался в это верить и обошел все комнаты, в том числе комнату Блу и мастерскую. Фэт не было. Я проверил все подсобные помещения и даже спустился к плотине в надежде увидеть ее там. Как и у всех, у меня возле телефона лежала адресная книга. Я стал искать в ней имя «Лана», потому что не мог вспомнить фамилию.