Глядя на нее, я сразу подумал: «Это моя девочка!» Ее большой животик свидетельствовал о том, что она настоящая Атлей. Я знаю, что нельзя говорить, что кого-то из детей любишь больше. Но Донна-Фей была так похожа на меня, что вскоре все стали называть ее папиной дочкой. Я так любил носить ее на руках. Может, потому, что у меня уже был опыт и я не нервничал, как со старшими детьми. Я знал, что Донна-Фей не сломается от прикосновения. Ее плач и беспокойное поведение не раздражали меня: я понимал, что это не навсегда.

Возможно, я уже упоминал о том, что именно я дал моей малышке прозвище на всю жизнь. Не помню точно, когда и как это произошло. У нас уже были Пэт и Карен, которая стала Кэт. Затем появилась Донна-Фей, Фей, Фэт. Пэт, Кэт и Фэт. И Донна-Фей действительно была толстушкой[1]. Круглолицей толстушкой. У нее были пухленькие ручки и ножки. Когда девочка впервые смогла сесть, ее кругленький животик напоминал живот Будды.

Приблизительно в это же время по телевизору показывали шоу со смешным названием «Fatso»[2]. Я говорил малышке: «Давай, Fatso», и Фэт начинала ползать по полу. Или же я просил ее доползти до машины. Это было очень забавно, потому что Фэт с трудом помещалась в дверном проеме и, как правило, застревала в нем. Никто и не думал ее обижать, мы все ее любили.

Вернусь к Пэт. Мне показалось, что с появлением Фэт она растворилась в заботах о малышке. Я понимал, что жене трудно, но считал, что детские годы проходят быстро и, помогая друг другу, мы справимся.

То, что произошло потом, стало для меня полной неожиданностью. Пэт решила с корнем вырвать свою предыдущую жизнь. Однажды утром она проснулась и сказала: «Хватит, к черту все это».

Я помню это, как будто все произошло вчера: Фэт было полтора года, Кэт — двенадцать лет, а Полу — одиннадцать. Пэт проснулась, встала с кровати и спокойно произнесла:

— Мэд, к черту все это.

Вначале я не понял, о чем она говорит, и переспросил ее:

— Что «все это», Пэт?

— Все это. Тебя, Фэт, Кэт, Блу, мою жизнь здесь, стирку, уборку, наведение порядка. Все это к черту.

У нее не было нервного срыва, она была абсолютно спокойна.

— Перестань, Пэт. У нас все не так уж плохо. Мы купили стиральную машину. У моей мамы никогда не было стиральной машины. Я положил линолеум на цементный пол, он хорошо смотрится, его легко убирать.

— К черту линолеум.

Я покачал головой и ушел на работу, успокаивая себя по дороге тем, что это очередная истерика и усталость.

Но что-то меня все же беспокоило, и в полдень я попросил у шефа разрешения позвонить с его телефона. Я звонил домой, но никто не брал трубку.

Я ушел с работы раньше и, подходя к дому, понял, что что-то произошло.

Я заглянул в форточку и сначала не увидел детей. Я запаниковал, но потом заметил, что Блу и Карен появились в комнате.

— Где мама?

— Поехала в магазин.

— В магазин?

Я удивился и подумал: Блу забыл, что Пэт уже давно должна была вернуться.

Спустя некоторое время миссис Кочрейн, наша соседка, пришла с Фэт на руках и спросила у меня:

— Все в порядке, Мэд?

Я ответил, что не уверен в этом, взял у нее Фэт, уложил ее спать, потом поужинал с Карен и Блу. Затем сел в кресло и стал ждать, когда приедет Пэт. Но настало утро, а Пэт не было. Она больше не появилась в нашей жизни.

Сейчас я понимаю, что мне не нужно доказывать свою правоту. Но, Ваша честь, то, что сделала тогда Пэт со мной, со старшими детьми, с малышкой, просто подкосило меня. Разве женщина может так поступать? Мать не уходит от своих детей, от полуторагодовалого ребенка, это противоестественно, это нарушение всех законов природы, не так ли?

Я знал, что думает об этом моя мама. Она говорила всем знакомым: женщина, которая бросила детей, нездорова, ее поведение нельзя назвать нормальным.

Я пытался объяснить, что Пэт не хотела иметь еще одного ребенка и поэтому не была счастлива. И моя мама, у которой было девять детей, отвечала, что счастья здесь мало, но есть чувство ответственности.

Я вынужден был согласиться с ней, потому что понимал: Пэт не должна была уходить, она просто не имела на это права. Я не приходил домой пьяным, не поднимал руку на нее или на детей. Я не проигрывал зарплату в карты, все отдавал Пэт. Я довольствовался теми деньгами, которые она мне выделяла.

Я сожалел о том, что нет закона, запрещающего женщинам что-либо делать (покупать, уходить) без объяснения причин.

Я вспоминал Пэт и наши клятвы быть верными друг другу, в бедности и богатстве, в радости и горе, до самой смерти. Помнила ли она эти клятвы?

Мой отец умирал. Сначала казалось, что опухоль не растет, но потом выяснилось, что операция не поможет. И как человек, знающий, что ему осталось немного, отец задавал прямые и не очень приятные вопросы.

— Сын, у вас в постели все было в порядке?

— Не уверен.

Но даже сейчас, подводя итоги, я считаю, что сексуальные отношения не могут стать причиной развода. Если бы это было так, количество разводов было бы гораздо больше.

Я клокотал, как вулкан, меня переполняла обида. Мне казалось, что весь городок обсуждал мою семью и шептал мне вслед: «Это тот парень, которого бросила жена». Пришла моя сестра Эдна.

— Люди хотят знать, что произошло.

— Можешь успокоить их, я не…

Тяжело было вначале, когда я не справлялся с детьми. Мама хотела помочь мне с Фэт, но я уже не мог положиться на нее: у нее на руках было двое тяжелобольных — отец и Триш.

Я отказался. Наверное, я все еще надеялся, что Пэт вернется, и знал, что ей будет неприятно видеть маму, которая взяла все хлопоты на себя. Поэтому я договорился с миссис Кочрейн, что она будет присматривать за Фэт днем. Миссис Кочрейн рада была помочь мне и не брала с меня денег. На стройке я объяснил, что не смогу работать ночью и в выходные дни. Прошла неделя, месяц. Три месяца спустя я понял, что Пэт не вернется, и смирился с этим.

Через год в почтовом ящике я обнаружил документы на развод. Там были лишь документы, ни записки, ни письма. Я разорвал их, решил, что не дам Пэт развода. Иди к черту. Я вступил в брак на всю жизнь, и ты тоже.

Но вскоре пришли бумаги, в которых сообщалось, что мы разведены. Я не поверил, так как полагал, что для развода необходимо согласие мужа. Оказалось, что согласие мужа не обязательно, сейчас суды быстро проводят бракоразводные процессы «из-за отсутствия вины». Вот как бывает: брак распался, и никто не виноват. Поэтому моей вины нет, а если Вам нужны объяснения, то лучше спросить у Пэт, потому что именно она решила разрушить наш брак.