уже заняты, что все так живут, и что я еще молодой, мне еще выпадет шанс проявить себя и устроиться в жизни.

Мысли были печальные, но вот только грустно от них не становилось. Скорее наоборот. Чем больше я об этом думал, тем больше воодушевлялся. Это что получается, что меня, сильного, умного, молодого да красивого просто среда заела? Все так живут и ты не рыпайся, всё равно звезд с неба не ухватишь. А почему бы не замахнуться на звезду? Живешь по накатанному, как родители, как знакомые, как все, кого видишь, и сам себя утрамбовываешь в эти рамки. Вроде и апломб есть, и горячность, и соображалка, а всё одно за пределы своего манежа даже не глядишь. Как волк, который за флажки забежать не может. Потому что в его голове нет такого варианта.

А у меня появился такой вариант. Вот он — мой шанс. Никаких границ. Никаких рамок. Никакого общественного мнения и морали. Вообще ничего нет, в прямом смысле, сижу в пещере с голой задницей. И все, что случится со мной дальше, будет зависеть только и только от меня.

ТОМ I: 4. Запах грёз

Во сне меня, что называется, накрыло. Иногда бывают такие сны, в которых всё становится ясным. Вот лежит на столе листок бумаги, на нем формула вечного двигателя, смотришь на него и понимаешь, что всё понимаешь, что это элементарно, как я мог наяву этого не понимать! Потом просыпаешься и забываешь формулу, остается только призрачное воспоминание о понимании. Вот и сейчас на меня накатило понимание чего-то глобального, такого простого в понимании сейчас и абсолютно непонятного наяву. Неожиданно я понял, что остался один.

На Земле у меня были родственники, семья, народ, раса, вид, род, семейство, отряд, класс, тип, царство. И всё это было земное, я был связан с ним, а они со мной. На Земле осталась вся моя биологическая история, все мои предки от первой одноклеточной бактерии. Здесь у меня не было ничего, никаких корней. Меня вырвали из родной почвы.

Более того, я ясно понимал, что биология — это только часть произошедшего со мной, что меня вырвали из намного более глобальной системы, той, которая регулировала рождение, развитие и смерть всего сущего на родной планете. Я понимал это столь же ясно, как схему вечного двигателя; не мог объяснить словами, формулами, аргументами и фактами — просто знал. Знание в чистом виде. Причем знал от обратного: во сне я словно попытался подключиться к этой родной системе, но получил отказ, обрыв на проводе; тогда-то по-настоящему осознал всю глубину своего одиночества.

Куда теперь попадет моя душа после того, как я умру?..

Сон был жуткий, хотелось вернуться назад, к своим, но это было невозможно, и от бессилия хотелось рыдать или крушить все в бессильной ярости. Мелькали образы, фигуры, непонятные надписи и цифры, но разобрать и понять их не получалось и в конечном итог все образы слились в два мутных пятна, желтого и синего цветов.

Поведение этих пятен оказалось необычно настолько, что заинтересовало мое мятущееся сознание. Я как мог сквозь сон сосредоточился на них. Желтое пятно было теплым, добрым, спокойным и оно тянулось ко мне, словно говоря «возьми меня». Синее наоборот, было холодным, тревожным и загадочным, оно словно пряталось от меня за спину желтого и говорило «меня тут нет». При этом от желтого несло какой-то скукой и рутиной, а от синего тайной и приключением. Я попытался сосредоточиться на синем пятне, мысленно его коснуться, но не тут-то было. Они с желтым вели себя как магниты — синее отталкивалось от моего внимания, а желтое притягивалось к нему. И между собой они тоже «магнитились», но как магниты с одинаковой полярностью.

Я пытался, пытался, а потом это надоело, и я резко вытянул руку и схватил синее пятно. «Рука во сне?» — успел удивиться я, и тут же был утянут за собой синим пятном, которое оказалось чем-то вроде нити или каната. Секунда бешенного полета, сопровождающегося ощущением свободного падения и я выпадаю в следующую фазу сна…

Я сплю и прекрасно понимаю, что сплю. При этом реалистичность сна на самом высоком уровне. Обнаженной кожей я ощущал порывы ветерка, а стопами ног пыль и камешки на дорожке. Я ущипнул себя и почувствовал боль, но не проснулся. Я всё еще был обнажен, а на запястьях всё еще поблескивали браслеты. Наверное, они теперь полноценная часть моего организма, ни куда без них, ни в баню, ни по бабам, ни поспать… И вот опять же, ох уж мне эти инопланетные или божественные технологии — не могли что ли имплант запилить, в голову или под кожу? Хотя тут возможно я сам виноват, может браслеты это базовый вариант и его можно было поменять на тот же имплант, просто я не сообразил этого сделать при слиянии.

Находился я в сумрачном лесу, на тропинке, или даже аллейке, образованной склонившимися в форме арки деревьями. Росли они плотно, и столь же плотно смыкались над головой. Единственный просвет виделся впереди, шагах в ста от меня, и, кажется, вёл на открытое хорошо освещенное пространство. Я оглянулся и обнаружил, что назад аллея тянулась насколько хватает взора, пока он не застревал в густых тенях «прекрасного далёка».

Что получается, это я за синюю нитку во время засыпания потянул и сюда попал? А если бы за жёлтую потянул где бы оказался? На Мальдивах? Ладно, если бы да кабы, то во рту росли б бобы…

Я двинулся вперед, тропинка под ногами завиляла, услужливо подставляя разномастные колдобины, деревья по сторонам лихо убегали за спину, а вот просвет почему-то приближаться не спешил. Движение, как таковое, ощущалось, но просвет, словно привязанный, двигался вместе со мной. Деревья выныривали откуда-то из-за него и послушно убегали назад, а он все также маячил впереди, не приближаясь и не удаляясь. Через минуту я перешел на бег, потом на быстрый бег, но аллея даже не думала кончаться, а просвет — приближаться. Тогда я остановился и двинулся назад. Дело сдвинулось с мертвой точки — оглядываясь, я, замечал, что просвет удаляется за моей спиной. Однако идти назад было не так интересно, там не было ничего кроме бесконечной тропы и мрака, и когда просвет сделался едва заметным, я опять попробовал двинуться к нему. И опять безрезультатно.

Тогда я попробовал уйти с тропинки вбок, но деревья, хоть и не представляли собой сплошную массу,