пиздец» будет нормально прогулять второй день занятий?

Ладно, идейка так себе. Сегодня лекция по судебной палинологии, а это должно быть очень увлекательно. Неделю назад я прослушала серию подкастов под названием: «Записки на телах» и осталась под огромным впечатлением. Особенно от историй о жутких убийствах, которые могли бы остаться нераскрытыми, если бы не анализ пыльцевых зерен и спор растений, обнаруженных на телах жертв или одежде преступников. Так что, палинология – наше все.

Закрепив на руке спортивный чехол с телефоном, я отправляюсь на кухню, чтобы съесть батончик мюсли, который успокоит мой желудок, и наполнить спортивную бутылку водой. Выйдя из спальни, слышу негромкие голоса, доносящиеся со стороны обеденной зоны: похоже, мамин очередной дружок-на-разок решил задержаться у нас на завтрак. Отстой.

Представляю, как вытянулось лицо у Совпадения-из-Тиндера, когда Руби вручила ему сковородку и указала идеально наманикюренным пальцем на плиту. Мама всегда так делает. Сначала любезно предлагает поесть, а затем садится за обеденный стол и ждет, пока для нее этот стол накроют. И здесь еще важно не облажаться. Потому что, если завтрак окажется дерьмовым, она может запросто выставить счет за испорченные продукты. Ей богу, с этой женщиной лучше не связываться.

В гостиной беззвучно работает телевизор. На журнальном столике стоит одинокий бокал из-под вина, на котором виднеются следы губной помады. Пахнет пиццей – непривычно ощущать запах вредной еды в нашем доме.

Похожий на воробьиное чириканье материнский смех, льющийся из кухни, привлекает мое внимание.

Я поднимаю голову.

И планета замедляется.

Чейз Каннинг. Здесь. В моем доме. Стоит, небрежно прислонившись к стене, и с аппетитом жует кусок пиццы, заполняя своим огромным телом почти все свободное пространство кухни. Мои глаза расширяются в неверии. Единственное объяснение всему происходящему – я галлюцинирую.

Такое ведь случается при похмелье?

Словно почувствовав мое присутствие, Чейз переводит взгляд с Руби на меня, и его губы медленно растягиваются в улыбке. Той самой, от которой у девчонок плавятся трусики. На пятьдесят процентов – самоуверенной, на сорок – сексуальной, и на оставшиеся десять – гарантирующей неприятности.

– Доброе утро, милая! – громкий голос Руби звучит в моей голове как маршевый барабан.

Она сидит рядом с ним, на столешнице, скрестив обтянутые леггинсами ноги, и держит в руках кружку с кофе, от которого идет пар. Я с облегчением отмечаю, что они оба полностью одеты, ничего не смято, следов секса нет. По крайней мере, на первый взгляд.

– Какого дьявола он тут делает? – спрашиваю я у матери.

– Проезжал мимо и решил составить Руби компанию за завтраком, – с усмешкой отвечает Чейз, пялясь на мои ноги.

Его голос вполне реальный. Он – не галлюцинация.

Я гневно шарю глазами по гостиной в поисках тяжелых предметов, которые можно запустить ему в голову, чтобы окончательно это проверить, но, как назло, не нахожу ничего подходящего.

– Очень мило с его стороны, правда? – подхватывает мама. Она выглядит ошеломленной и даже немного смущенной.

– Раскошелился на «Убер» или дальнобойщики подбросили?

Мед его глаз моментально твердеет, превращаясь в холодную медь. Чейз проводит рукой по своим волосам, демонстрируя мне мой чокер, который болтается на его запястье, как браслет, и многозначительно приподнимает бровь. Это угроза. Штормовое предупреждение.

– Так, так, так… – Мама ставит свой кофе на столешницу и с подозрением смотрит сначала на меня, затем на Чейза. – Кто-нибудь объяснит мне, что, черт возьми, происходит?

– Выметайся из моего дома, Каннинг! – рявкаю я, впиваясь ногтями в ладони.

– Если ты не заметила, я пришел не к тебе. – Он кладет руку на колено Руби и уверено ведет вверх по бедру.

Жест выглядит слишком интимным. Внутри меня что-то обрывается. Я дышу ровно, но кажется, будто задыхаюсь.

Грязная, грязная игра, Чейз.

Я отступаю назад, заплетаясь в ногах, после чего разворачиваюсь и вылетаю из дома как торнадо.

Горячий утренний воздух врезается мне в лицо, словно передо мной распахнулись врата в преисподнюю. Но какой бы зной не был снаружи, он не сравнится с тем пожаром, который разгорается у меня внутри.

Стремительно пересекаю лужайку и вижу припаркованный у тротуара мотоцикл. Тот, который я разбила накануне, был черным, как ночь, а этот цвета свежепролитой крови и размером с небольшого слона. Стало быть, богатенький говнюк владеет целым мотопарком. Прекрасно!

– Хантер!

Я слышу, как Чейз следует за мной, но не оглядываюсь. Может, если я буду достаточно долго игнорировать его, он просто исчезнет. Растворится в солнечном свете, как предрассветный кошмарный сон. Или на хрен сгорит в нем, как какой-нибудь слащавый вампир из романтичных сериалов.

– Хэй! Постой!

Каннинг хватает меня за руку, и от его прикосновения меня пронзает током. Я резко разворачиваюсь и бью его кулаком в нос. Он слегка отшатывается, зажимая пальцами переносицу, и по его лицу проносится столько эмоций, что я не успеваю их прочесть.

– Это же моя мать, ты, долбаный урод! – Дрожь в голосе обнажает всю мою боль, и от этого я злюсь еще сильнее. – Как ты посмел использовать ее в своей грязной мести? А о ее чувствах ты подумал? Она ведь живой человек! Женщина! Которая всю жизнь страдает из-за таких бездушных ублюдков, как ты!

Чейз отнимает руку от лица и хмурится, когда обнаруживает на своих пальцах кровь. Ее тяжелый металлический запах стремительно заполняет воздух между нами. И в этот момент я чувствую, как кипящий внутри меня гнев уступает место беспокойству. Каннинг небрежно вытирает нос подолом черной футболки и поднимает голову. К моему удивлению, несмотря на то, что губы парня плотно сжаты, в его глазах нет злости.

– Прости меня, Хантер, – внезапно произносит он. Его маска беспечного самодовольства сменяется выражением искреннего сожаления. – Ты права, я повел себя как мудак.

Я моргаю, сбитая столку его словами.

– Послушай, я не являюсь святошей, – тем временем продолжает Чейз, переминаясь с ноги на ногу. – Это правда. Но я и не полный козел. Хотя сейчас я чувствую себя именно им, – полным козлом. И мне не нравится это чувство, понимаешь? Поэтому я прошу у тебя прощения.

Слова Каннинга кажутся мне такими же реальными, как снег в стеклянном шаре.

– Ты больше никогда не приблизишься к моей матери, – медленно произношу я, с подозрением изучая его лицо.

– Слово скаута. – Он поднимает правую руку и улыбается, будто только что выиграл конкурс «Мистер Вселенная». На фоне измазанного кровью лица его белоснежная улыбка выглядит жутковато. – А ты больше никогда не подойдешь к моему байку. Кстати, ты в курсе, что его ремонт обойдется мне в пять штук?

«Мне», – это местоимение согревает меня. Но… Пять штук? Охренеть.

– Хорошо, – коротко киваю я, после чего разворачиваюсь и шагаю по направлению к парку, где обычно бегаю.

Конечно, прилипала сразу же нагоняет меня и идет рядом.

– Тебе бы тоже не помешало извиниться. – В его низком надменном голосе звучат нотки веселья.

Я фыркаю.

– Это вряд ли.

– Совесть. Знакома с этим словом?

– Это что-то из вьетнамской кухни?

Он издает хриплый смешок.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносимая?

– Все, кого я знаю.

– А еще ты очень красивая.

Я закатываю глаза, но в то же время чувствую, как по моей шее и щекам разливается жар. Проклятье, я что, краснею?

О, нет. Это просто нелепо.

– Кто научил тебя так бить? – спрашивает прилипала, приветливо махая рукой идущей навстречу старушке, которая, заметив кровь на его лице, тут же спешит перейти на другую сторону улицы.

– Мой бывший тренер по боксу.

Чейз восхищенно присвистывает.

– Ты ходила на бокс?

– Три месяца в средней школе.

Боже правый, я и в самом деле разговариваю с Чейзом Каннингом, как с нормальным человеком? Невероятно.

– Это был классный удар. Кажется, нос не сломан, но в голове все еще звенит.

– Я не нуждаюсь в твоих комплиментах.

– А я – в твоем разрешении их делать. – Чейз разворачивается и идет спиной вперед, с интересом разглядывая меня. – Ты вообще когда-нибудь улыбаешься?

– Моя улыбка – не рекламный флаер, я не раздаю ее кому попало.

Я стремительно ускоряю шаг, обгоняю