— Ну? — побуждала ее ответить Лили.

— Кажется, магазин уже закрыт.

— Мистер Притчард живет над магазином, верно? Уверена, что он с удовольствием откроет его для тебя. По непонятным мне причинам ты — зеница его ока.

Фэйт усмехнулась:

— Это потому что я говорю о том, что его больше всего интересует.

— О нем самом?

— Нет. О его внуках.

Они засмеялись и, закончив уборку, стали собираться.

Директрису звали мисс Элиот; в ее школе царила дисциплина благожелательного тирана. Никто из учительниц не смел вздремнуть во время выступления мисс Элиот. Та, заметив задремавшую, могла спросить ее мнение, и горе учительнице, если она не могла ответить внятно.

Поэтому Фэйт не сводила глаз с директрисы, но ее мысли витали вокруг письма, полученного сегодня. Она узнала женский почерк на конверте, и ее сердце бешено колотилось. На объявление пришло несколько ответов, но в большинстве из них бессовестные жулики, которые не могли связать и двух слов, требовали от нее денег. Лишь одно письмо показалось ей правдивым; оно было подписано просто буквой «К». Автор проявлял осторожность и не желал встречаться с Фэйт, пока та не объяснит, как она связана с Мадлен и по какой причине ищет ее. Фэйт ответила и теперь с растущим нетерпением ждала продолжения переписки. Сегодняшнее письмо стоило этого ожидания. Леди Коудрей, прочитала она, будет рада встретиться с мисс Макбрайд, когда той удобно.

Была небольшая проблема: ее светлость жила не в Лондоне, а в миле от городка Челбурн. Чтобы добраться туда, нужно было два часа ехать поездом, и Фэйт не знала, как ей выкроить на это время. Обычно она была свободна по субботам, но в эту субботу был Актовый день и каждый учитель должен был выйти на работу. Это значило, что ей придется подождать еще неделю, а она никогда не отличалась терпением.

«Потерпи, — говорил Джеймс. — Дождись меня. Мы поженимся, как только я вернусь».

И она терпеливо ждала три месяца, потом поехала в Шотландию и узнала правду.

Девушка отогнала эту мысль, злясь на себя за то, что позволила Джеймсу Барнету снова проникнуть в ее сознание. Неужели все случайные мысли обязательно ведут к нему? Отгоняя воспоминания, Фэйт сосредоточилась на заключительных словах мисс Элиот.

Директриса неизменно высказывала учителям благодарность за отлично проделанную работу, желая разжечь в них энтузиазм. Сегодняшний день не был исключением. Это призвание, а не работа, говорила она, и старания учителей еще долго будут жить в сердцах и умах девочек. Их усилия помогут сделать наш мир лучше.

Собрание закончилось на этой высокой ноте, и учительницы, в чьих глазах отражалось рвение выполнять свою миссию и впредь, начали расходиться. Фэйт никогда полностью не разделяла их задора. Хотя ей и нравилось быть учителем, она никогда не считала это своим призванием. Под влиянием отца целью девушки стали раскопки древних руин в Греции и Италии.

Это была не цель. Это была фантазия. Незамужняя женщина, вынужденная зарабатывать себе на жизнь, не могла разъезжать по Европе. Все было бы иначе, будь она богатой…

Женщины нового поколения не подчинялись традициям и предпочитали участвовать в научных исследованиях наравне с мужчинами. Кто-то, с такими же ограниченными средствами, как у нее, мог бы отлично разбогатеть на раскопках в Бате[6], где уже полным ходом шли раскопки под Памп Румом. Если бы только ее отец дожил до этого.

В голове Фэйт пронеслась очередная бессвязная мысль, поразившая ее саму. Если бы она вышла замуж за Роберта, он с радостью повез бы ее в Бат на раскопки руин. Возможно, она бы даже убедила его съездить в Италию.

«Корыстная!» — выбранила себя Фэйт. Она не могла так использовать Роберта. Ведь тогда она будет ничем не лучше Джеймса.

Девушка оглянулась вокруг в поисках Лили; та о чем-то оживленно разговаривала с мисс Элиот. Фэйт пошла к себе в комнату. Письмо леди Коудрей находилось в тайном отделении коробки со швейными принадлежностями вместе с другими ответами на объявление. Она была не столько подозрительна, сколько осторожна. Девочки то и дело врывались в комнаты учителей на протяжении дня. Любая, оставленная на виду, вещь вызывала их любопытство.

Фэйт взяла письмо, села за письменный стол, раскрыла его и в двадцатый раз прочла несколько строк на листе почтовой бумаги, где в основном описывалось, как добраться от станции до дома ее светлости.

«Терпение», — напомнила она себе. Пока что ей нужно приготовить показательный урок для Актового дня — ничего сверхсложного, но будущие ученицы и их родители должны обратить внимание и заинтересоваться.

От отца Фэйт получила исчерпывающие знания об античных языках; избранные книги из его библиотеки стояли на ее книжной полке. Она подошла к ней и провела пальцами по кожаным корешкам переплетов. Девушка пропустила греческих и римских философов, зная, что ее ученицам это будет слишком сложно перевести. Эсхил просто обжигал пальцы Фэйт, а Еврипид притягивал, но она покачала головой и взяла то, что хотела: комментарии ее отца к работам Геродота — вот это вполне подойдет для школьниц.

Книга отца была уже достаточно потрепана, что свидетельствовало о ее возрасте, но для Фэйт она была самым ценным имуществом. Девушка благоговейно провела рукой по тесненной фамилии автора на обложке: «Малколм Макбрайд».

Как учитель она должна была знать о всех грамматических и синтаксических подвохах, поэтому устроилась в кресле у камина и принялась читать книгу. Вскоре на нее нахлынули воспоминания и глаза наполнились слезами. Она почти слышала голос отца, подтрунивавшего над ней за странный перевод.

— Придерживайся текста, — говорил он, — и не уточняй.

И она изо всех сил следовала напутствию отца, с радостью слушая его громкий смех.

Ее мать погибла, катаясь на лодке, когда Фэйт было всего шесть лет, поэтому воспоминания о ней были очень смутными, хотя отец и старался заполнить пробелы. Он рассказывал, что жена всегда ездила с ним на экскурсии в римские развалины Англии, но это было до рождения Фэйт. Потом она уже оставалась дома, чтобы сидеть с ребенком.

Было ли все это правдой? Но зачем отцу врать ей?

Фэйт неторопливо перелистывала страницы комментариев, когда вдруг в голове возникло еще одно воспоминание.

— Я помню, как мама… — сказал отец и осекся; его лицо стало грустным. Затем он посмотрел вдаль.

— Что мама? Я хочу узнать больше о ней. Расскажи мне!

Его лицо вновь посветлело, и он улыбнулся.

— Она была в восторге от рассказов Геродота и выбрала для изучения греческий язык только потому, что хотела читать их в оригинале. Она читала тебе вслух, когда ты плакала или капризничала. Звучание этих слов всегда отвлекало тебя, ты успокаивалась и слушала мамин голос. У нее был прекрасный голос.