– Я Антонина, – представилась я для приличия, хотя мы оба поняли, кто есть кто.

– Виктор, – из вежливости кивнул он и сделал рукой жест, показывающий на вход.

Мне очень хотелось вцепиться в его черную куртку и потребовать, чтобы он немедленно рассказал, что случилось с Наташей, но я понимала: сначала должна в траурном молчании дойти до ее могилы, постоять перед ней со слезами во взоре и только потом, на выходе, начать расспрашивать Виктора.

– Кладбище старое, – неожиданно сказал мой спутник, и я вздрогнула. – Здесь уже больше не хоронят, но у нас за оградкой оказалось много места, а потому... ну... вы понимаете...

Я яростно закивала, усиленно делая вид, что все понимаю, хотя соображала плохо. Я боялась от напряжения сбиться с той легенды, которую себе придумала насчет его погибшей сестры. Черт... И чего она придумала себе идиотский ник – Elis... Ведь не Лизавета же, в самом деле... Наташа... Какой кошмар: опять поминаю черта...

По кладбищу мы шли довольно долго. Со всех сторон на меня смотрели люди с портретов, переведенных на керамику или высеченных на камне. Они будто выгладывали из окон своих последних пристанищ. Одни были грустны, другие улыбались. Некоторые высеченные на камнях улыбки были неудачны. Казалось, что их обладатели по-вурдалачьи скалят зубы, дожидаясь темного часа. Виктор заметил, с каким ужасом я оглядываюсь на некоторые портреты, и сказал:

– Да, здесь неудачный мастер. Я закажу памятник в другом месте. Наташа была улыбчивой красавицей. Она на всех фотографиях улыбается. Не дай бог, чтобы ее сделали такой... – И он указал на особо кошмарное лицо, скалящее на нас зубы с блестящего черного монумента. Под этим лицом находилась поникшая ветвь, роняющая маленькие листочки. Очевидно, кладбищенский художник пытался изобразить аллегорию скорби, но получилось, будто с подбородка мужчины стекают капли липкой слюны.

Кладбищенская аллея резко свернула вправо, и мы, пройдя от нее вглубь, между оградками, оказались около двух свежих могил.

– Я попросил пока снять оградку, – сказал Виктор. – Надо добавить звеньев. Все-таки две могилы прибавилось... Вот те... – Он указал на три памятника. – ...это бабушка с дедом и отец...

Виктор говорил очень деловым тоном и, как мне показалось, избегал смотреть на два холмика с временными деревянными крестами. Возможно, он еще что-нибудь сказал про лежащих в могилах родных, но я его слов уже не воспринимала, поскольку во все глаза смотрела на незнакомую мне Наташу. Большая цветная фотография была вставлена в застекленную черную рамку и врыта в землю. Изображенная на ней особа действительно была красивой, улыбчивой и такой же ослепительно-рыжей, как ее брат. На фотографии ее волосы блестели начищенной медью.

– Да... наша мать тоже была красавицей, – раздался над моим ухом голос Виктора, о котором я, погруженная в свои размышления, уже успела забыть.

Я в испуге отвернулась от фотографии. Похоже, Виктор не догадался, что я приняла его мать за Наташу, которую никогда не видела.

Уже знакомым жестом он указал на другую могилу. К ее кресту тоже была прислонена фотография. С нее улыбалась девушка. Очень хорошенькая и тоже рыжеволосая, но несколько темнее колером.

– Наташа была больше похожа на отца, – опять заговорил Виктор. – У нее и волосы были темнее наших с матерью. Да вы, конечно же, помните, какие у нее были красивые волосы...

Я затравленно кивнула и дрожащим голосом произнесла:

– Да... конечно...

Наташа смотрела с фотографии прямо в мои глаза и улыбалась. Мне вдруг стало казаться, что я могла бы ее спасти... вернее... не допустить... Если бы я не подружилась с Надеждой Валентиновной, не познакомилась бы с Феликсом, возможно, он остался бы с Наташей. Бедная девушка! Конечно же, я много эффектней ее и... сильней... Она юна, свежа, но... проста... А я... я Волчица! Я сама выбираю себе партнеров по сексу и... любви... Кем она была против меня? Жалкой овечкой... рыженьким котенком... Впрочем, я зря себя виню. Феликс не смог бы долго забавляться с этим ребенком. Он все равно сменил бы ее на другую женщину. Ему нужна именно женщина, опытная и, возможно, роковая. В общем, вроде меня... Интересно, он знает о смерти Наташи? Или бросил и думать забыл?

– Вы... вы давно были знакомы с Наташей? – Виктор опять первым начал разговор. – Видите ли, я живу в пригороде... редко с ней виделся...

– Мы случайно познакомились на одной вечеринке, – выдала я первое предложение накануне составленной легенды. – У нас оказались общие знакомые... Мы с ней не то чтобы дружили... я ее постарше, вы видите... но приятельствовали... перезванивались... И я не понимаю...

– Да... Я тоже был в шоке... Когда мать мне все рассказала...

– Мать? – Я непонимающе уставилась на соседнюю могилу.

– Она отравилась через неделю после Наташиной смерти... – Виктор с трудом вытолкнул изо рта эти слова, и я побоялась расспрашивать дальше, хотя приехала на кладбище исключительно за информацией. Все оказалось не так просто, как мне представлялось дома. Передо мной медленно разворачивались страницы семейной трагедии, и требовать быстрого изложения фактов было по меньшей мере неэтично. Но брату погибшей девушки, видимо, хотелось выговориться, и он продолжил: – Понимаете, оказалось, что они... я имею в виду мать и сестру... были влюблены в одного и того же человека... Наш отец умер совсем молодым, и мама, красавица и умница, долгое время была одна. Она всегда говорила, что у нее был такой замечательный муж, что найти ему замену невозможно, а тут вдруг, понимаете ли, нашелся...

Виктор, болезненно скривившись, замолчал, а у меня опять появилось ощущение тяжести и холода от будто бы проглоченной ледяной глыбы. Две женщины были влюблены в одного... Мать и дочь не поделили... Феликса... Может быть, все-таки не его...

– Вы знали этого человека? – осторожно спросила я, едва ворочая застывшими губами.

– Нет... Он даже на похоронах не был.

– Может быть, он не знал о... ну о том, что они погибли...

– Может быть... Но я с ним не был знаком, а потому пригласить не мог... Да, скорее всего, не пригласил бы, даже если бы знал, кто он. Я убил бы его там... у Наташиной могилы... или у материнской... – Виктор сказал это так тихо и убежденно, что я поняла: он действительно убил бы... во всяком случае, попытался бы это сделать...

– Может быть, он... простите... не так уж и виноват... – начала я и торопливо добавила: – То есть я хочу сказать, возможно, он и исчез из их жизней, когда узнал, что они обе в него...

– Не-е-ет... – Наташин брат протянул это «нет» с презрением и ненавистью. – Мама... перед тем как... В общем, она мне все рассказала. Он... спал с ними двумя... Понимаете, одновременно... Не пытался скрываться. У нее создалось такое впечатление, будто он хотел, чтобы они обе знали положение вещей... пытался стравить мать с дочерью и посмотреть, что из этого выйдет.

– Не может быть... – выдохнула я. – Это же... это же...